Через несколько дней мы приземлились на нашем основном базовом фронтовом аэродроме. Этим аэродромом оказался Адлер.
Мы прилетели организованно, произвели мастерски посадку в короткое время, хотя полоска была очень узкой. Слева стояли самолеты, справа — вязкий грунт, поэтому с бетона сворачивать было опасно. Как говорится: «Направо пойдешь — коня потеряешь, налево — сам погибнешь».
На аэродроме в Адлере сидели другие полки, изрядно потрепанные, а мы прилетели чистенькие, аккуратные, опрятные, в новеньком обмундировании, и даже слушок прошел средь старожилов: «гвардейцы прилетели». Конечно, мы не были гвардейцами, но взлет и посадку отработали в тылу хорошо, да и технику пилотирования в зоне освоили многие из нас неплохо, тем более что мы прошли три программы подготовки: в училище, запасном полку и затем на курсах командиров звеньев.
Адлер… Это сейчас он приобрел всеобщую известность, стал воздушными воротами Кавказа. А до войны о нем мало кто слышал.
Итак, мы на своем первом огневом рубеже — аэродроме Адлер. Здесь базируются авиационные полки нашей 5-й воздушной армии, которой командовал генерал-лейтенант авиации С. К. Горюнов, и некоторые другие 5 части ВВС Закавказского фронта. В первый же день нам сказали, что главное направление наших боевых действии — Туапсинское. Против нас противник сосредоточил до 600 боевых самолетов, а у нас было значительно меньше. Поэтому каждому придется драться за двоих.
Командование осмотрительно, неторопливо вводило в строй молодых летчиков. С нами провели несколько занятий по самолетовождению и тактике. Большое внимание было уделено изучению района боевых действий. Нас тренировали даже в рулении по аэродрому. Это имело свой смысл: наша эскадрилья располагалась у подножия гор, первая — поближе к, морю. «Вы — гористее, мы — мористее», —- шутили летчики Дмитриева. Каждому из нас нужно было научиться безошибочно заруливать на свою стоянку: при таком обилии техники немудрено и столкнуться. Тем более что капониры были даже для таких небольших самолетов, как ЛАГГ-3, тесноватыми.
Вскоре мы увидели первый вражеский самолет. Почему-то никто из наших не взлетел ему навстречу. Он с большой высоты сбросил несколько бомб, они разорвались в стороне от аэродрома. А потом произошло такое, что буквально потрясло нас, молодых. Заходил на посадку Ил-2. И тут откуда ни возьмись два «мессера». В мгновение ока они подожгли наш самолет и скрылись.
— Вот их пиратская тактика, — зло бросил Дмитриев.
— Когда же нас наконец поведете в бой? — не выдержал Алексей Липатов.
— Всему свой черед, — ответил комэска, а потом, подумав, добавил: — А у тебя, Липатов, еще и на земле есть над чем поломать голову…
На что он намекал, нам было ясно. Намек этот заставил смутиться и меня с Мартыновым. Дело в том, что при перелете на фронт мы задержались на несколько дней на промежуточном аэродроме. Однажды нам разрешили увольнение в город, мы пошли в Дом офицеров. С деньгами было туговато, но тут выяснилось, что они есть у Липатова. Он не курил, в рот не брал хмельного. Мартынов возьми и скажи ему в шутку: «Может, угостишь, Алеша, в честь отлета на фронт?» По дороге зашли в винную лавку. Алексей взял бутылку портвейна, мы распили ее и пошли дальше. В Доме офицеров с Липатовым нос к носу столкнулся Мелентьев, который сразу же отправил его на аэродром. А утром на построении объявил ему выговор. Липатов страшно расстроился. И нам было неудобно, так как пили-то в основном мы, а Липатов лишь выпил глоток вина. Он потом стал уединяться от товарищей, уходил в город один, и случилось так, что сначала комиссар, а потом и командир засекли его, как они говорили, возле «винных подвалов», которых Алексей даже не замечал. И пошла молва о том, что Липатов выпивает. Именно это имел в виду Дмитриев.
Нам с Мартыновым очень хотелось заступиться за товарища. Мы пытались убедить всех, что он совсем не такой, как о нем думают, но начальство и слушать нас не желало. В конце концов мы решительно вступились за честь своего товарища, только случилось это слишком поздно.
После нескольких полетов в районе аэродрома нам объявили: «Завтра первый боевой вылет, подготовьтесь, хорошо отдохните». Как-то чересчур буднично, слишком просто прозвучали для нас слова, которых мы ждали целых полтора года.
