Нефру-ра в испуге посмотрела на разбойника и уже сморщилась, чтобы заплакать. Но когда она увидела, как ловко обезьяна управляется с ее игрушкой и с какой забавной серьезностью она погрузилась в это занятие, ее лицо просветлело, и она рассмеялась. Я звала и манила животное – все напрасно. Оно лишь перебралось еще выше, оскалило зубы и возобновило игру.
– Пускай кукла останется у нее, – сказала девочка, – Сенмут прикажет сделать для меня другую.
– А я тоже умею делать куклы, – быстро возразила я и сломала тонкую ветку.
Я o6opвалa с нее листья, cогнула так, что ее концы перекрестились, вырвала у себя несколько волос и перевязала ветку таким образом, что ока стала похожа на голову с двумя торчащими из нее ногами. Затем прямо в развилку я воткнула кусочек дерева, привязала его, и вот уже КАРКАС моей куклы был готов. Но теперь предстояло самое трудное – сделать из листьев платье. Надо было сплести гирлянду, продергивая стебельки СКВОЗЬ листья, потом обвить ее вокруг каркаса и привязать. Вот так получается кукла. Я часто делаю такие игрушки, предоставленная самой себе в течение целого дня. Теперь я уже не знала научил ли меня кто-нибудь или я сама это придумала.
Как только Нефру-ра поняла, что я делаю, она тотчас же вырвала из своего локона несколько волос и принялась подражать мне. И хотя выходившие из наших рук куколки скорее напоминали лесных духов, чем людей, на которых они должны были бы походить, к уж никак не могли сравниться с искусной игрушкой, которой завладела обезьяна, они так обворожили незнакомую девочку, что она уже больше не вспоминала ни о разбойнике, ни о пропаже.
Мы так увлеклись игрой, что забыли о всякой предосторожности. Нефру-ра смеялась все звонче, ее веселые возгласы раздавались один за другим. Поэтому мы не заметили, как к дереву приблизилось несколько человек. От нашего занятия нас внезапно оторвал властный окрик.
Перед нами стоял человек с широким, открытым лицом. Он тяжело дышал, ноздри его дрожали. Парик на голове съехал на сторону, так что закрывал левое ухо, тогда как правое оставалось открытым и очень сильно оттопыривалось. Была видна также часть коротко остриженного черепа. Одет он был в собранный складками передник, какой носят сановники, а грудь была увешана золотыми цепями. И все же он показался мне смешным, и я, наверное, рассмеялась бы, если бы Нефру-ра не побледнела и не соскользнула с нижней ветки смоковницы на землю, где ее и поймал сильный мужчина, лицо которого выдавало его глубокое волнение.
Он сделал знак рукой нескольким слугам, державшим крытые носилки, и незнакомая девочка села в них.
Все это произошло так стремительно, что я не смогла вымолвить ни слова и какое-то время в оцепенении смотрела вслед носилкам, пока их не скрыли деревья, довольно густо росшие в этой похожей на парк местности. Только тогда я нагнулась и подняла бедных куколок, которые валялись на земле и выглядели довольно растрепанными. А когда я взяла их в руки, у меня из глаз покатились слезы.
Вскоре прибежала моя мать, которой сказали, что я нашлась. Она тоже никак не могла успокоиться: ведь она звала меня и повсюду искала. Мать не придавала значения моему объяснению, что незнакомая девочка позвала меня залезть к ней на дерево. Но тут окружающие взволнованно заговорили с ней, и из их хотя и очень беспорядочных речей я поняла, что Нефру-ра, девочка, так весело игравшая со мной, была не кем иным, как родной дочерью Хатшепсут.
В тот же самый день были распределены все сокровища, доставленные по ведению царицы из Страны богов. Особенно щедро был одарен Амон, бог этого города, в котором ему был посвящен большой храм. Золото, и ладан, и слоновая кость были доставлены в дом бога. Туда же его служители привели мою обезьяну и заперли ее в большом саду, который находился перед воротами святилища. Когда люди схватили ее, обезьяна пронзительно закричала, а я цеплялась за нее и не хотела отпускать, но нам ничто не помогло. Один из служителей храма крепко держал ее за морду, другой же в это время набросил ей петлю на грудь и плечи, а третий грубо оттолкнул меня.
