К тому же мне предстояла деловая поездка в Штаты, а потом в Бразилию. Но и в нашем временном расставании мне чудились нервирующие меня финальные нотки. Так что я предпочитал пока ничего не менять в шатком балансе наших отношений.
На следующий день после возвращения домой я позвонил ей. Но она была крайне занята работой в университете и преподаванием в школе в Соуэто. Даже по вечерам, сказала она, работает допоздна. Мне стало обидно, что она не пожелала уделить мне хотя бы один вечер, но я знал, что она никогда бы не позволила чему-то, даже любви, помешать ее работе. Так что мне следовало подождать до пятницы, когда она будет свободна весь день. Мы договорились встретиться на «нашем» месте у Дуллаб-Корнер.
В то утро я чувствовал себя не особенно хорошо. Я решил, что подцепил какую-то хворь в Бразилии. Тошнота и боль в груди. Если бы не столь долгая разлука, я бы отменил свидание. Но я ощущал до странности сильную потребность увидеться с нею. В Нью-Йорке у меня была короткая интрижка с американкой, секретаршей нашей конференции. Она же сопровождала меня и в Бразилию. Но то была обычная короткая связь, приятная и утомительная одновременно. Этакая нимфоманочка, от которой моя тоска по Беа только возрастала.
Я привез Беа тщательно выбранный подарок, драгоценность, купленную в одном из самых дорогих магазинов Рио: там вооруженный стражник проводит вас в комнату и решетки на окнах опускаются, перед тем как выкладывается товар.
Мы встретились у развалин, где прежде стояло здание. Чтобы отвлечь Беа, я повез ее в загородный ресторан. Подарку она не особенно обрадовалась, у меня даже возникло странное подозрение, что она приняла его чуть ли не с обидой. Хотя я по-прежнему чувствовал себя неважно, я все же как мог старался развеселить ее рассказами о Рио и Нью-Йорке. Последнее оказалось не совсем удачным, так как вызвало в ней мрачные воспоминания о детстве в Штатах и злополучном возвращении туда после года в Перудже (и еще одной неудачной связи с французским кинопродюсером.)
На обратном пути в город у нас обоих было прескверное настроение.
— Может быть, ты хочешь поехать домой? — спросил я.
Она взглянула на меня почти с отчаянием.
— Нет, нет, не надо. Я хочу быть с тобой.
Когда мы вернулись ко мне, в мою спокойную, комфортабельную квартиру, я обнял ее и спросил:
— Ты уверена, что тебя так огорчили именно эти развалины? — Она покачала головой, но ничего не ответила. Как обычно, я снял ее очки и отложил их в сторону.
— Ну ладно. Дай на тебя посмотреть.
— А на что тут смотреть?
— Мне хотелось бы заглянуть тебе в душу.
— Ты не нашел бы там никакой тайны.
— Ты уверена?
— Думаю, да.
Она порывисто вырвалась и направилась в ванную, потом прошла в спальню и принялась расчесывать волосы у большого зеркала, что делала всегда, когда хотела сохранить самообладание.
— Я не видел тебя целую вечность, — сказал я, войдя вслед за нею в спальню.
— Если бы ты не уезжал…
Я лег на постель. Склонив голову, она продолжала медленно и ритмично расчесывать короткие темные волосы.
— Мне не хватало тебя, — сказала она. — Ты мне был очень нужен.
— Почему?
— Из-за Бернарда.
— А что, какие-нибудь новости?
— Нет, одни предположения. Протесты и все такое. Министр предупредил, что сумеет заткнуть рты.
— А теперь?
— Остается только ждать. — Она перестала расчесывать волосы, но еще держала щетку в руке. В зеркале я видел ее лицо. — Все катится к чертям. Каждый день что-то новое.
— Ты опять о Дуллаб-Корнер?
— Да. И о многом другом. Люди словно лишились рассудка. Какая-то всеобщая страсть к разрушению. И никто не знает, ради чего. Кого бог хочет покарать…
— Не будь такой пессимисткой.
— Но разве так может продолжаться? Скоро ничего не останется. Пустая дыра, и все.
— Они не только разрушают, но и строят.
— Просто латают дыры.
Двумя рывками она задернула шторы, словно свет причинял ей боль. Она по-прежнему была в сильном смятении. Не глядя на меня, она расстегнула сзади молнию и сняла платье. Не подвластная времени грациозность, с которой женщины снимают платье, сбрасывают туфли, спускают чулки. Она глубоко дышала, скорее от напряжения, чем от желания, — правда, оба эти чувства так связаны. И снова меня тронула ее беззащитность.
