Слуги правосудия - страница 3

Шрифт
Интервал

стр.

Повсюду люди шли по своим делам. Толстые, бледные дети в штанах и стеганых рубашках, заметив меня, перестали бросаться снежками, замерли и вытаращились изумленными глазищами. Взрослые делали вид, что меня не существует, но, проходя мимо, косились. Войдя в магазин, я оставила за спиной то, что считалось здесь дневным светом, и переместилась в полумрак, в прохладу, лишь на пять градусов теплее, чем снаружи.

В магазине стояли и разговаривали люди, человек двенадцать, но, как только я вошла, воцарилась тишина. Осознав, что на лице у меня нет никакого выражения, я с помощью лицевых мышц изобразила нечто неопределенно приятное.

— Чего тебе? — проворчала владелица магазина.

— Я уверена, что эти люди — передо мной, — сказала я, надеясь, что это группа разнополых нильтиан. Ответом была тишина. — Я бы хотела четыре буханки хлеба и кусок жира. А еще два комплекта от гипотермии и два восстановителя общего назначения, если есть такие.

— У меня есть десятки, двадцатки и тридцатки.

— Тридцатки, пожалуйста.

Она сложила мои покупки стопкой на прилавок.

— Триста семьдесят пять. — Откуда-то сзади раздался кашель — с меня опять запросили слишком дорого.

Я заплатила и ушла. Дети все еще толпились, смеясь, на улице. Взрослые по-прежнему проходили мимо так, словно я пустое место. Я сделала еще одну остановку — Сеиварден нужна одежда. Затем я вернулась в комнату.

Сеиварден все еще без сознания, и по-прежнему, насколько я вижу, нет признаков шока. Почти весь снег в контейнере растаял, и я положила в него полбуханки твердого, как кирпич, хлеба, чтобы тот впитал воду.

Травма головы и повреждение внутренних органов опаснее всего. Я открыла два восстановителя, которые только что купила. Подняла одеяло, положила один на живот Сеиварден и смотрела, как он расплылся лужицей, которая вытянулась и застыла прозрачной раковиной. Другой я приложила к той стороне лица, которая выглядела наиболее пострадавшей. Когда он затвердел, я сняла куртку, легла и заснула.

Немногим больше чем через семь с половиной часов Сеиварден пошевелилась, и я проснулась.

— Очнулась? — спросила я. Восстановитель, который я приложила, закрывал один глаз и половину рта, но кровоподтеки и опухоль на всем лице значительно уменьшились. Подумав чуть-чуть, каким должно быть правильное выражение лица, я изобразила его. — Я нашла тебя в снегу, перед баром. Похоже, тебе нужна была помощь. — (Она с трудом выдохнула, но не повернула ко мне головы.) — Ты голодна? — (Ответа нет, лишь отрешенный взгляд.) — Ты ударилась головой?

— Нет, — сказала она тихо, с безвольным, поникшим видом.

— Хочешь есть?

— Нет.

— Когда ты ела в последний раз?

— Не знаю. — Голос ровный, без всяких интонаций.

Я приподняла ее и прислонила к серо-зеленой стене, осторожно, чтобы не навредить, и следя за тем, чтобы она не сползла назад. Сеиварден осталась сидеть, и я медленно, тщательно обходя застывший восстановитель, заправила ей ложкой в рот немного кашицы из размокшего в воде хлеба.

— Глотай, — сказала я, и она повиновалась. Таким образом я скормила ей половину того, что было в миске, а остальное доела сама и принесла еще снега.

Она смотрела, как я кладу в миску вторую половину буханки, но ничего не говорила, лицо по-прежнему оставалось безмятежным.

— Как тебя зовут? — спросила я. Ответа не последовало.

Она приняла кеф, догадалась я. Большинство людей скажут, что кеф подавляет чувства, и он действительно это делает, но не только. Когда-то я могла точно объяснить, как действует кеф, но я уже не та, кем была раньше.

Насколько мне известно, люди принимали кеф, чтобы перестать чувствовать. Или потому, что верили: если избавиться от эмоций, восторжествуют высшая рациональность, совершенная логика, истинная просвещенность. Но так не выходит.

Чтобы извлечь Сеиварден из снега, я затратила время и деньги, какие с трудом могла себе позволить, и ради чего? Предоставленная самой себе, она добудет порцию, или три, кефа, а потом снова заберется в какую-нибудь дыру вроде того грязного бара, где найдет верную смерть. Если это было ее желание, я не имела права ей препятствовать. Но если она хотела умереть, почему не сделала этого аккуратно, не зарегистрировала официально своего намерения и не отправилась к врачу, как сделал бы любой? Я не понимала.


стр.

Похожие книги