Владимир Чесноков заглядывал то в одну, то в другую дверь, не зная, к кому обратиться, и не решаясь задать вопрос. Сотрудники молодежной газеты «Утренние зори» деловито сновали мимо него по коридору. К обеду его фигура уже примелькалась, и ответственный секретарь бросил на ходу:
- Хлесткий заголовок для статьи о пионерлагерях! А?
- У меня стихотворение, - ответил Чесноков.
- Чтоб нестандартно и в самую суть. А? - остановился секретарь.
- Стихотворение… вот… - Чесноков бережно вытащил из внутреннего кармана пиджака лист бумаги и начал разворачивать его.
- А, - досадно сморщился секретарь. - Стихи, стихи! Прозы сейчас пишут мало. - И он неопределенно махнул рукой куда-то в конец коридора.
Чесноков потоптался еще немного и уже собрался плюнуть на все и уйти, но в это время в коридоре снова появился секретарь.
- Ну что у вас с вашим стихотворением? Что Пионов сказал?
- Ничего.
- Он всегда так. Не унывайте.
- Я его даже и не видел еще.
- Правильно. Он сейчас в командировке. Вся поэзия в командировках. Большое стихотворение?
Чесноков не успел ответить. Ответственный секретарь взял его под руку, подвел к дверям с надписью «Редактор» и, втолкнув в комнату, крикнул:
- Тимофей Федорович, это мой знакомый! Борис!
Чесноков оказался посреди комнаты. Смущение его достигло предела. Тимофей Федорович, сорокалетний мужчина, уже страдающий одышкой и давным-давно забывший, чем интересуется юность, сидел за столом и писал заявление о переводе его на другую работу. Он уже давно чувствовал, что перестал понимать молодых сотрудников своей газеты, ходивших с модными бородками и в ярких свитерах даже в жару. Да и его, он это знал, не всегда понимали. В сорок лет руководить молодежной газетой…
- Ну что там у вас, Борис? - спросил он.
- Стихотворение… Владимир я.
- Отлично. Покажите.
Чесноков протянул ему дрожащей рукой лист бумаги. Редактор на несколько секунд углубился в чтение, а потом спросил:
- Что вы этим хотели сказать?
- ?
- Ну, в чем идея, мысль стихотворения?
- Шел молодой человек, - начал Чесноков, стараясь говорить бодро и непринужденно, - по улице… увидел девушку. И ему стало очень хорошо.
- А что было потом?
- Не знаю… Просто ему стало хорошо.
- Они так и не поженились?
- Нет. Он ее больше не встречал никогда.
- Откуда вы знаете?
- Я видел это собственными глазами.
- Хорошо. Просто прекрасно… И что же вы хотите? Опубликовать в нашей газете?
- Я просто пришел. Кому-то все равно надо показать.
- А вы что, намерены этим заняться всерьез? Посвятить всю свою жизнь. Или просто так?
- Я бы хотел серьезно, - отважно ответил Чесноков.
- Молодец! - Редактор даже вышел из-за стола и похлопал начинающего поэта по плечу. - Если бы вы написали это просто так, мы бы напечатали недельки через две-три. А если вы серьезно, то придется еще поработать. Серьезно всегда труднее, чем просто так.
Через двадцать минут Чесноков вышел из редакции радостный и улыбающийся. Стихотворение, конечно, не приняли, но сколько он услышал полезного, сколько интересных тем подсказал ему редактор! А в будущем, если его стихи окажутся свежими и оригинальными, то даже напечатают. Честное слово, напечатают!
Чесноков прибежал к себе в квартирку на пятом этаже, с шумом распахнул дверь, поцеловал Анечку, свою жену, бросился на диван, крикнул:
- Работать и еще раз работать! - и начал подробно рассказывать.
Анечка присела на край дивана, широко раскрыла свои голубые глаза и, охая и ахая в особенно страшных местах повествования, прижимала кулачки к груди. Так внимательно и не перебивая выслушала она Володеньку.
А когда он закончил свой рассказ, сказала:
- Володька! А ведь ты в душе и так поэт. Я это знаю.
Владимир смутился и начал было возражать, но Аня перебила его:
- Неужели ты станешь настоящим, общепризнанным поэтом?
Чесноков вздохнул и сурово произнес:
- Все зависит только от нас.
Анечка утвердительно кивнула головой.