— Угомонишься ты наконец или нет? Машина стоит в автосервисе!
— Остается только надеяться на его порядочность. Такая тачка, как у тебя, не каждому по карману. Это тоже надо понимать.
— Вот что, Татьяна, если ты Максу брякнешь о том, кем я была раньше, больше ты меня не увидишь. Язык у тебя как помело, в этом я уже убедилась.
— Лен, да ты что? — обиделась Танька. — Я же не подлянка какая-нибудь. Ближе тебя у меня никого нет, даже сын с матерью у меня на втором месте.
— Ладно, подружка, — смягчилась я. — Просто возьми себе за правило хорошенько подумать, прежде чем говорить.
Тишину кухни разорвала пронзительная трель звонка. Танька вскочила и бросилась к двери и, не слушая моих предостерегающих возгласов, открыла ее. На пороге стояли Максим и Толик. По всей вероятности, они пребывали не в лучшем расположении духа. Мужчины прошли в комнату и сели в кресла.
— Ну что? — как всегда, хором спросили мы с Танькой.
— Ничего. — Щелкнув зажигалкой, Толик закурил сигарету — Саня лежит у себя в квартире. Завтра утром к нему должна заехать мать. Вот она его и обнаружит.
— У него есть мать? — не скрывая удивления, спросила я.
— Конечно, а что тут такого?
— Да так, ничего. Какой-то он неполноценный был, от таких обычно матери отказываются.
— Прекрати, — резко одернула меня Танька. — Твои плоские шуточки кого хочешь допекут!
Я подошла к Максу и обвила его шею руками.
— Ты устал? — нежно спросила я.
— От чего? Избавляться от трупов?
— Между прочим, не каждому это по плечу.
— Ради такой женщины, как ты, я готов на любые подвиги. Меня беспокоит один вопрос. Как Драный узнал ваш адрес и кто его убил?
— Наверное, эта тайна будет похоронена вместе с Драным. Теперь мы вряд ли докопаемся до истины.
— Ребята, а давайте поедем в ночной бар? — неожиданно предложила Танька. — Посидим хотя бы часок. Надо же нам отойти от этого кошмара. Поехали, а?
Спустя примерно полтора часа (Танька, как всегда, собиралась слишком долго) мы уже сидели за столиком в премиленьком ресторанчике «Старая площадь» в Большом Черкасском переулке и слушали салонный джаз. Кухня здесь была так себе, зато вина — превосходные, а под хорошее вино даже плохо прожаренный ростбиф (для ростбифа с кровью он был, пожалуй, жестковат) шел на «ура». Танька рассказывала что-то из школьной жизни и выглядела совершенно счастливой, будто бы и не было никакого трупа в ее квартире несколько часов назад. Танькины плоские шутки хотя и были давно мне известны, казались смешными, и Толик больше не раздражал. Мужик как мужик. Не хуже и не лучше других, а там — Таньке решать. Правда, она у меня такая дуреха, ничегошеньки не смыслит в этой жизни. Но за это, наверное, я ее и люблю.
Танька, задрав голову, весело хохотала.
— Толик, налей мне еще, — попросила она.
Да, отличное вино заказал Макс. Терпкое, ароматное, но после водки от него лучше воздержаться. И так уже голова кругом идет. Позже, может быть, завтра, а может, через неделю, когда Макс окончательно рассчитается с долгами, а я верила, что так и произойдет, мы обязательно придем сюда вдвоем. Посидим, поговорим о своем. И вина выпьем, много вина. А сейчас — все, завязываю.
Полупустой бокал на высокой ножке решительно был поставлен на стол.
— Ленуль, ты чего? — спросила Танька и, не дожидаясь ответа, продолжила о чем-то щебетать, заискивающе заглядывая Толику в глаза.
Не слушая ее, я посмотрела в глубь зала и, перехватив заинтересованный взгляд сухощавого мужчины, который показался мне смутно знакомым, невольно вздрогнула. Зак? Неужели это он? Дорогой костюм, белоснежная рубашка, шелковый галстук, перехваченный бриллиантовой заколкой. А он изменился… Дела, судя по всему, идут хорошо… Какие дела? Известно какие, ведь Зак сутенер. Работает с девчонками вроде меня, стрижет себе потихоньку баксы. После Маринки я попала в его руки. И лупил он меня, бывало, и обдирал как липку, и под ментов подкладывал, когда надо было уладить «производственные вопросы» — именно так выражался этот гад. А я… Я находилась от него в такой зависимости, что даже жила под его крышей. В двухкомнатной квартире, которую он специально снимал для меня. Возможно, меня он по-своему любил. Ну, может, и не любил, но ценил точно.
