– Вроде бы да.
– Вы командовали взводом, о котором упоминается в шестой главе вышеуказанной книги?
– Да, я.
– Присутствовали при этом офицеры старше вас по званию?
– Нет. Я действовал самостоятельно от своей роты и батальона.
– Имели ли вы связь по радио со своим начальством?
– Нерегулярно. Батареи сели. А перезарядить их в то время было очень сложно.
Она понимающе покачала головой и задала еще несколько вопросов. Тайсон знал, что она просто приучает его отвечать на вопросы, избегая при этом главного – о массовом убийстве. Он уже экспериментировал так сам с собой, и все равно так или иначе подходил к этой теме.
Тайсон решил прервать поток ее вопросов. Он поднялся с места и налил себе и ей еще по чашке кофе.
– Давайте устроим перерыв.
Она улыбнулась, словно эта затея пришлась ей по душе, но Тайсон знал, что это было не так. Он предложил ей сигареты, однако она с такой же милой улыбкой отказалась. Он спросил:
– Вы не возражаете, если я закурю?
– Нисколько.
Тайсон прислонился к краю стола, затягиваясь сигаретой. Он разглядывал Карен. Несмотря на внешнее спокойствие, она немного нервничала. Майор держала на крючке 180-фунтовую рыбину, а он в любой момент мог срезать леску, если бы захотел.
Она заговорила доверительным тоном, желая завоевать его расположение, однако Тайсон знал, что все косвенные вопросы и намеки являлись непосредственной частью допроса.
– Вы знаете, я нашла нечто любопытное в вашем личном деле... я имею в виду ту приписку на вопроснике. Помните?
Он помедлил с ответом.
– А-а-а... та... Я, должно быть, был в плохом настроении.
– Допустим. Довольно резкое замечание для офицера.
– Я тогда не был офицером.
– Но вы вообще им были. Вы и сейчас им остаетесь. Вы стали офицером с того момента, когда дали присягу после колледжа.
– Какое бы это имело значение, если бы я на этом запросе написал, чтобы мою душу отпустили на покаяние?
– Не знаю. Это не по моей части. Меня только интересует, что натолкнуло вас написать именно это?
– У вас есть какие-нибудь воспоминания о войне? Падение Сайгона? Я это к тому, что вы очень молодо выглядите.
– В шестьдесят восьмом, во время Тэт-наступления мне было около пятнадцати.
– Пятнадцать? Боже, как бы я хотел, чтобы мне тогда было пятнадцать. Между прочим, Тэт – это время, а не место. Вы знаете?
– Конечно, знаю. Ну а когда в семьдесят пятом пал Сайгон, мне уже было двадцать два. Насколько я могу припомнить то время, я почувствовала облегчение, когда война закончилась.
– Моя жена тоже. Она произнесла тост за Национальный фронт освобождения.
– Теперь я понимаю, почему меня выбрали проводить это расследование: из-за более объективного подхода к событиям, в которых я не участвовала. Это – одна из причин, я думаю.
– Возможно. – Она выставляла напоказ свою чистосердечность, за которой, как считал он, скрывалась явная хитрость. Или, может быть, она действительно такая наивная и простенькая. Он поймал себя на том, что начал внимательнее приглядываться к ней. Ни покрой, ни цвет ее военной формы не выделяли ее, но лицо, волосы, голос, движения в полной мере компенсировали эту невзрачность. Этот выразительный полный рот, как догадывался он, распускался бутоном чувственности в других ситуациях. Тайсон спросил с неменьшим чистосердечием:
– По каким же еще причинам они выбрали вас? Как вы сами думаете?
Она недоуменно тряхнула золотыми кольцами упрямых кудрей.
– Возможно, вы накопили опыт в расследовании убийств.
– Я никогда раньше не расследовала убийства.
– А меня никогда не подозревали в убийстве.
Она взяла со стола бутылку сливочного ликера.
– Вы не возражаете? – И налила себе в чашку несколько капель. – Мне интересно, вынашивали ли вы план противостоять призыву на срочную службу?
– Послушайте, майор, раз правительство решает растоптать вас, при ограниченных средствах вы мало что сделаете.
Она подалась вперед, облокотившись о край кофейного столика.
– Вам не следует разыгрывать из себя жертву. Если вы считаете призыв незаконным, я полагаю, вы изыщете средства – финансовые или еще какие-нибудь, чтобы избежать его. Это – ваша первая линия обороны, так как обычно ее возводит пехота.
