– Я сказал, что должен был сказать.
– Вам нужно было сегодня спрятать свое самолюбие подальше, – возразил Корва.
– Вы сказали мне, что я могу говорить все, что захочу.
– Я предполагал, что вы скажете о том, как убийцы разгуливают на свободе. И прежде чем выносить приговор, присяжные должны учесть это. Я-то думал, что вы поняли, какую цель мы преследуем... ну да ладно... черт с ним.
Раввин взял кейс и направился к выходу. На пороге он остановился и недовольно пробормотал:
– В следующий раз, когда они соберутся созывать трибунал, пусть подыщут более подходящее место. Да благословит вас Господь.
Корва услышал в коридоре тяжелые шаги уходившего раввина. Он сел за его стол выпить охлажденной воды.
Тайсон стоял у окна и наблюдал за грязными потоками дождя, бегущими по тротуарам в сточную канаву. В десяти футах от здания церкви на газончике мокли двое полицейских, повесив на плечи свои М-16.
– Да. Отсюда не убежишь.
– Что вы там увидели такого интересного? – продолжал дуться Корва.
– Они выставили охрану с автоматами.
– А вы чего ждали? – огрызнулся защитник.
Тайсон скорчил гримасу.
– Почему вы это сделали?
– Сделал что? – отбивался адвокат.
– Вы прекрасно знаете, черт бы вас побрал, что я имею в виду.
Корва ответил не сразу. Он объяснил, странно округлив глаза:
– Я сделал это потому... в общем, я не мог сидеть и смотреть, как вы корчитесь на горячей сковородке, плотно сжав губы.
– Ладно. Вы поступили по-своему, а я по-своему. И в результате получилось... кто в лес, а кто по дрова. – Тайсон сверил часы. – Сколько времени это займет? И сколько мне дадут?
Корва заговорил примирительно:
– Им очень многое нужно взвесить и решить. Иногда на приговор уходит больше времени, чем на вердикт. Бывает, что присяжные в течение нескольких дней не могут вынести приговор. – Корва ухмыльнулся. – Пятнадцать лет я имею дело с судом. И все равно никогда не знаю, что получится.
Тайсон в раздумье сел на стул для прихожан и взглянул на часы.
– Двенадцать пятнадцать.
– Ничего не остается, как ждать. – Адвокат силился улыбнуться.
– Вы по доброй воле остаетесь с подсудимым? – проверил лояльность Корвы Тайсон.
– Думаю, что это так. Но если вы чувствуете себя здесь неуютно, мы можем посидеть в кутузке.
– Пожалуй, мы останемся здесь. – Тайсон углубился в свои мысли и некоторое время молчал. Корве, наоборот, захотелось выговориться.
– Помните, как мы бывало говорили во Вьетнаме? Нельзя отличить хороших парней от плохих. Поэтому убей их всех, а святой Петр отберет лучших. Когда я первый раз услышал об этом, мне показалось это забавным. Но когда это произошло – убийство местных жителей, – ничего забавного я больше в этом не видел. И только приготовившись к отъезду домой, я начал понемногу осмысливать происходящее. Думаю, не ошибусь, если скажу, что, находясь во Вьетнаме, вы потеряли связь с внешним миром и создали свой собственный. Это вы забыли сказать в своей маленькой речи. Это разрыв между сознанием своего долга, решением его не выполнять и добровольным приходом к этому решению, хотя оно противостоит вашим принципам.
Тайсон закурил, нервно щелкая зажигалкой.
– Я продолжаю возвращаться к прошлому. Стараюсь вспомнить, что чувствовал раньше, какие мысли приходили ко мне тогда. Но чем больше я прикладываю усилий, тем иллюзорнее становится эта история. Смешно сказать, что самые яркие впечатления от Вьетнама я получил в первые и последние дни службы. Вначале я еще открыто впитывал реальность, но недели проходили за неделями, и с каждым прожитым месяцем я все больше погружался в себя, начинал что-то отбрасывать, что-то искажать и особенно отрицать. Например, утром убили пятерых из взвода, а к обеду думаешь, что они вообще не существовали. Ты мог небрежно выстрелить в крестьянина и едва успеть перезарядить автомат, как выяснялось, что он – вооруженный до зубов солдат вьетконга. Поэтому все, что произошло в госпитале на самом деле, не стыкуется с показаниями Брандта, Фарли, Келли. Может быть, это было что-то другое. И если бы я пошел в штаб батальона и, увидев полковника, рассказал бы ему, что случилось, он бы, наверное, посчитал меня за сумасшедшего. Он бросил бы мне в лицо наспех написанный рапорт и показал бы мне приказ о моем награждении Серебряной звездой, а потом бы посоветовал взять себя в руки.
