Корва отвечал, вожделенно поглядывая на такое великолепие:
– Передайте ей, что мы польщены ее заботой.
Тайсон из вежливости взял завернутый сандвич.
– Очень предусмотрительно с ее стороны, сержант.
Ларсон улыбнулся и тихо вышел.
Корва отыскал куриную котлету, зажатую двумя ломтиками ржаного хлеба, и вонзил в нее зубы.
– Как я говорил вам уже однажды и как вы сами видите и слышите каждый день, народ на вашей стороне.
– Я раньше не придавал особого значения общественному мнению американцев, я сноб по натуре. Я не заслуживаю того, чтобы мне устраивали комфортную жизнь так, как они ее себе представляют сейчас.
Корва нашел банку колы и с треском оторвал кольцо.
– Вы, мой друг, слишком хорошо усвоили, кто вы и что представляет собой мир, в котором вы живете. К сожалению, как ни крути, а вы с этим миром не ладите.
Тайсон порылся в коробке, выудил два пива и выпил обе банки, не поделившись с Корвой.
Корва ел без аппетита.
Тайсон в сопровождении полицейских прошествовал в туалет, адвокат пошел сам по себе. Долго тянувшийся день изматывал их скукой и тревогой. Рано заходящее осеннее солнце начало садиться в облака за горизонтом, и ветер, подувший с моря, разбрасывал красные и золотистые листья по газонам и тротуарам. Тайсон вновь подошел к окну и заметил, что толпа понемногу рассосалась, а те, кто еще не вернулся в церковь, стояли кучками, поеживаясь от студеного ветра.
– А прошлой осенью мы с сыном сгребали листья, я наколол дров и развел огонь в камине. Мы сходили на ферму, там у нас, на окраине, и купили тыквы и яблочный сок. Придя домой, я приготовил пунш. Все же я люблю вкус осени.
Корва продолжил разговор на такой же сентиментальной ноте:
– И я, знаете ли, тоже. Мне не хватало ее во Вьетнаме. Я попросил своего брата прислать мне коробку из-под ботинок с увядшими листьями. – Восторженно хмыкнув, он воскликнул: – Я дарил их людям, которые скучали без осени.
– Значит, в этом вы находили для себя психическую разрядку, – поддакнул Тайсон.
Корва взял из стопки «Дейли ньюс» и увидел заголовок, напечатанный большими жирными буквами: «Вердикт сегодня?».
Тайсон заглянул адвокату через плечо.
– Хороший вопрос. – Он посмотрел на стенные часы. Стрелки показывали четыре шестнадцать.
Минутой позже Корва отбросил газету и подошел к окну.
– Никто даже и не думает расходиться. Телепередвижка еще стоит.
– Не хотел бы я здесь заночевать, – проворчал Тайсон. – Возьмите меня лучше к холостякам, я не хочу домой.
– Хорошо. Я не буду с вами спорить, – успокоил его Корва. – Ожидание хуже всего, хотя это не такой уж плохой знак. Что-то, наверное, случилось в совещательной комнате.
– Но что там могло произойти? – спросил Тайсон, умирая от любопытства.
В четыре тридцать Корва захлопнул свой кейс и снял с вешалки пальто. Ни он, ни Тайсон не услыхали мягких, крадущихся шагов за дверью. В дверь постучали робко, даже предупредительно. И тут Тайсон понял, что им нечего рассчитывать на вечерний отдых.
Дверь распахнулась, в кабинет осторожно вошел сержант Ларсон и молча уставился на адвоката. Корва рявкнул, не в состоянии больше выдерживать молчания полицейского:
– Ну? Мы свободны?
– Нет, сэр. Присяжные вынесли вердикт.
Корва напрягся, но поблагодарил:
– Спасибо. – Он снова повесил пальто и сказал Тайсону с напускным безразличием: – Давайте послушаем, что они хотят сказать.
Тайсон направился к двери, придерживаемой Ларсоном. Сержант тихо напомнил:
– Сэр, возьмите с собой свои вещи.
– Что? – Тайсон замер на мгновение, не понимая, что от него требуется. Придя в себя, он сказал: – Да-да. Конечно. Я сюда больше не вернусь, да?
– Нет, сэр.
– Поблагодарите раввина за приют, если увидитесь с ним.
– Слушаюсь.
Выйдя в коридор, Ларсон вновь возглавил шествие. Видимо, почувствовав, что в его обязанности спешка не входит, сержант шел прогулочным шагом. Появление Тайсона в суде заставило замолчать неистовствовавшую публику. Он посмотрел по сторонам и заметил, что церковь битком набита, будто наступило пасхальное воскресенье.
Он специально прошел мимо стола присяжных, миновал обвинителей, не глядя на Пирса, Вейнрот и Лонго, и остановился у стола зашиты рядом с Корвой. Тайсон обратил внимание, что ненавистная тройка тоже теперь стояла, хотя это было совсем необязательно.