– А с рукоделия, геронда, можно начать?
– Можно, но одновременно твори молитву.
– Может, геронда, – делая, что мне нравится, я следую своей воле?
– Видишь ли, в духовном делании нужно давать душе ту пищу, какая ей нравится и какой она сама требует. Так она услаждается, питается и сама побуждается к большему духовному деланию. Ведь когда мы болеем, и организм наш чего‑то требует, то мы ему это даём, чтобы поправиться. Когда я был маленьким, то как‑то заболел анемией, и мне очень хотелось лимона. А родители не знали, можно мне его есть или нет, и потому не давали, но ждали врача. Когда врач приехал, рекомендовал мне есть лимоны, потому что мой организм имел потребность в витаминах, содержащихся в лимоне.
– Геронда, для борьбы с нерадением я постаралась установить для себя определённый распорядок и ему следовать.
– Распорядок это хорошо, но сначала должно заработать сердце, а потом уже устанавливать распорядок.
– Геронда, может быть, Вы сами определите мне распорядок?
– Мой распорядок таков: занимайся таким духовным деланием, какое тебе самой нравится. Не надо себя специально накручивать; спокойно посмотри, какая твоей душе требуется духовная пища, и такую ей давай. Когда хочешь петь – пой, если тянет читать – читай, хочешь молиться – молись. Можешь и любым другим душеполезным делом заняться, главное – не принуждай себя. Думаю, ты поняла. Вначале будет так, пока твоя душа не ощутит сладость, а потом всё войдёт в свою колею и будет делаться без принуждения. Так что не беспокойся, с Божией помощью мотор заработает и зашагаешь вперёд.
Будем молиться по любочестию
– Геронда, Вы так устаёте, как же Вы при этом можете молиться?
– Для меня молитва – отдых. Знаю, что по-настоящему человек отдыхает только в молитве. Когда молитва идёт от сердца, она прогоняет и усталость, и сон, и голод, потому что душа согревается, так что уже не хочешь ни спать, ни есть. Переживаешь вышеестественные состояния и питаешься по-другому; тебя питает духовное.
– Геронда, я не чувствую любви к молитве.
– Твоё сердце пока ещё не согрелось, молитва идёт не от души; ты всё совершаешь по принуждению, сухо, без чувства. Как начинаешь молитву?
– Начинаю, геронда, с мысли, что нужно помолиться о себе и о других.
– Ну, что ты за странный человек! У тебя везде «нужно»: «нужно молиться», «нужно заниматься духовным деланием», всё «нужно», «нужно»… – вот ты и тяготишься. Хорошо, что есть в тебе такая сила, а ты начинай со смиренного помысла, с сострадания. Пусть работает сердце, пусть сострадает, тогда не нужно будет себя заставлять; будешь чувствовать радость, и будет в душе такое внутреннее веселие.
– Геронда, я чувствую какое‑то окаменение; нет во мне духовного веселия.
– Ты радуешься, когда молишься? Мне кажется, ты себя немного принуждаешь. Начинаешь по любочестию что‑то делать, а потом к этому, сама не замечаешь как, примешивается эгоизм. «Сделаю побольше поклонов, пройду больше чёток», – говоришь себе. И это не по любви ко Христу или к нуждающимся в помощи людям, а для того, чтобы сделать побольше, стать святее. Ты не говоришь в смирении: «Ведь Господь сказал: «Святи будите»[27], – сделаю же для этого то, что в моих силах». А делаешь всё, исходя из логической необходимости: «Мне нужно стать святой».
– Геронда, как мне заставить себя молиться?
– Почему нужно заставлять себя молиться, почему бы не молиться по любочестию?
– Как это сделать, геронда?
– Представь себе благодеяния Божии, подумай о Боге, своём Благодетеле, ощути своё непотребство и греховность и взыщи Его милости. Когда человек ощущает великие благословения Божии, то укрепляется, согревается сердце и он достигает непрестанной молитвы.
– Геронда, когда я молюсь у себя в келье, волнуюсь, чтобы какая‑нибудь сестра не открыла дверь, и это меня отвлекает.
– Я, если молюсь и кто‑нибудь откроет дверь, то лучше уж пусть ударит меня по голове топором, чем увидит во время молитвы. Словно тебе ломают крылья во время полёта. Вы ещё не переживали духовных состояний во время молитвы, чтобы понять, что такое беспокоить человека, когда он молится. Не почувствовали этого общения с Богом, когда человек как будто уходит от земли. Если бы вы знали, что это такое, то уважали бы других, когда они молятся. Если была бы в вас эта духовная чуткость, то вы подумали: «Как я могу отрывать человека, когда он молится?» Понимали бы, какой большой вред причиняете человеку, и были бы осторожнее. Осторожнее не из‑за страха, но из уважения к ближнему, который общается с Богом. Если уж нет духовной чуткости, то пусть будет хотя бы чуткость мирская, в хорошем смысле. Возьмите за правило стучать в дверь и громко говорить: «Молитвами святых отец наших», – чтобы человек не волновался и не находился бы всё время в напряжении. Одно дело бодрствовать духовно и другое – всё время быть в напряжении; это очень утомляет.
