И опять они замолчали, глядя перед собой.
Жанка не то всхлипнула, не то просто потерла нос перчаткой:
— Вот так… Совсем мне тут стало плохо. Спасибо, что приехал, Глеба…
То чувство, что мгновенно возникло внутри, капитану Глебу было хорошо знакомо, но, как и всегда, ошеломило его. Яростное радостное бешенство и холодный расчет и в этот раз обжигали кожу, делали дыхание глубоким и сильным. Внезапное решение было правильным. И необходимым.
Он осторожно положил руки сзади на плечи Жанки:
— Ты была у Назара?
— Нет… Так ведь там… я думала, что там Людмила у него…
— Она с самого утра была в больнице, теперь только в четыре-полпятого еще раз собирается навестить. Поехали!
Глеб взял растерянную Жанку за дрожащие пальцы:
— Не волнуйся. Так надо.
Уверенно выбирая чистые тропинки на уже знакомом пути, он шагал к выходу с кладбища, не отпуская руку Жанки.
— Погоди немного, не спеши…
— Я тогда, на сороковинах-то, после пирога этого дурацкого…
Запыхавшаяся Жанка вздрогнула, поежилась:
— Как прорезало у меня тогда, мелькнуло в голове чего-то такое, не могу сейчас и вспомнить… Я тогда ведь подумала, что это назаровские бандюки нарешали так со взрывом-то для Азбеля… И Вадим, думала, что был в курсе. А потом Галина позвонила… С Мареком-то чего еще случилось? Машина сбила его, да?
Слегка уменьшив свой широкий шаг, Глеб остановился и посмотрел в лицо Жанке:
— Послушай… Извини меня, конечно. Не удивляйся, но подумай, вспомни, пожалуйста. Ты была вчера у Серова на даче? Так ведь? Что-то взяла с собой в город? Ружье там было в назаровских мешках?
— Я свои вещи забрала, больше ничего… — Жанка недоуменно переминалась, стоя на месте, но не отнимая руки из рук Глеба.
— А вчера вечером ты где была?
— Зачем это тебе? — Жанка повысила голос, но осеклась, увидев жесткие глаза капитана Глеба.
— Вчера, как от Серова-то я вернулась, заехала на часок домой, — медленно и внимательно Жанка вспоминала события прошедшего дня. — Потом к родителям Данилова поехала, помогла им немного по дому прибраться, посуду перемыла, расставила. Скатерти постирала. Посидели еще потом с ними немного. От них домой уже около одиннадцати поехала. На автобусе. Вроде все. Что тебе еще-то вспоминать?
— Я же просил — не обижайся. Данилов после обеда тоже был у родителей?
— Послушай, ты же его сам отослал на яхту! Ну и глупый же ты, Глеба! Как такое можно было придумать! Вот он и уехал. Во сколько? Не знаю точно, наверно, часов в семь-восемь. А что такое?
— Просто вопросы, не переживай. Мозаику из фотографий моих хороших друзей собираю. Странная пока получается картинка… Ладно, извини за дурацкие манеры. Пошли.
Ближе к выходу, на центральном проезде нового кладбища навстречу им попадалось уже гораздо больше людей. Шли преимущественно пожилые пары, отдельные старушки, с пакетами, баночками, с маленькими лопатками и граблями.
Еще сильнее прижимая к себе руку Жанки и внимательно всматриваясь в ее лицо, Глеб нарочно стал говорить совсем про другое:
— Многие спрашивают — зачем, почему… Мне ведь не нужно много — я хочу все. Когда вдруг захочется, ну, очень захочется, я должен иметь возможность почувствовать запах именно того цветка, который мне внезапно вспомнился. Или съесть большое красное яблоко, или поспать у речки, или погладить лошадку. Тебе никогда не хочется погладить какую-нибудь маленькую лошадку, а?
Приобняв Жанку и пропустив ехавший навстречу им пикапчик, Глеб бодро продолжал:
— Вот так и получилось в моей жизни, что я счастлив тем, что мне очень редко приходится испытывать истинную надобность в том, что покупается. Гораздо чаще я нуждаюсь в том, что не имеет цены.
Болтовня Глеба как-то сама собой слегка разбавляла горькие мысли Жанки и она признательно поглядывала на него. Неожиданно она вспомнила свое давнее наблюдение. «Да, все правильно, черты его твердого лица смягчаются, когда Глеб смотрит на больших собак и на маленьких детей».
— А про Маришку… ну, про то, что это было нарочно, я ошибся, Жан. Прости.
И опять Жанка по лицу Глеба прекрасно поняла, что он говорит неправду. Опять она не поверила ему, но промолчала.
