Мальфи выглядел удивленным.
— Вы знаете о Зелоте?
— О, немного. Несколько фактов. Так в чем дело? Или вы действительно предпочитаете ждать с этим до утра?
— Не обязательно. Зелота в Нью-Йорке.
— Ну, он прекрасно дополнит компанию, — усмехнулся я. — Быть в Нью-Йорке — это не преступление. Там полно людей, которые не убивали Ласцио. Вот если бы он был в Канова-Спа, тогда другое дело.
— Но он, возможно, здесь.
— Он не может быть в двух местах сразу. Этому не поверит даже суд.
— Он мог приехать. Не знаю, что вам известно о Зелоте, но он ненавидел Ласцио больше, чем… — Мальфи пожал плечами. — Он страшно ненавидел его, Берен рассказывал мне. А около месяца назад Зелота появился в Нью-Йорке. Он просил у меня работу. Я не смог помочь, потому что от него ничего не осталось, алкоголь разрушил его. И еще я вспомнил, что говорил мне Берен, и испугался, что он ищет работу в «Черчилле», чтобы добраться до Ласцио. Я слышал, что Вукчич определил его в «Рустерман» на приготовление супов, но он продержался всего неделю. — Мальфи снова пожал плечами. — Вот и все. Я рассказал об этом миссис Ласцио и мистеру Лиггетту, а они сказали, что я должен дать знать Вулфу. Больше я ничего про Зелоту не знаю.
— Хорошо, очень признателен. Я скажу Вулфу. Вы еще будете здесь утром?
Он сказал, что будет. Потом снова начал обстреливать комнату глазами и устремился прочь — вероятно, пробивать себе успех на выборах. Я постоял немного, приискивая местечко, где бы вздремнуть в тишине, но вдруг увидел подзывающий меня палец Вулфа. Он объявил, что пора уходить.
Это меня вполне устраивало. Я отправился в холл за нашими шляпами и, зевая, дожидался, пока он не закончит церемонию прощания на ночь. Наконец он освободился, и мы уже выходили, как вдруг он остановился и сказал:
— Кстати, Арчи. Дай этим людям по доллару. Поощрение за хорошую память.
Я наделил деньгами две Зеленые Куртки.
В номере мы зажгли свет и закрыли окна, чтобы ночной ветер не тревожил нежную кожу Вулфа, пока он раздевается. Я встал посреди комнаты, потянулся и наконец-то смог насладиться зевком, который не надо прятать.
— Забавные вещи происходят со мной. Стоит мне однажды лечь спать поздно, как, например, вчера, в четыре, и я сам не свой, пока не наверстаю. Боюсь, вы решите торчать здесь и тянуть резину, и все это продлится до полуночи…
Я замолчал, потому что он совершал подозрительные действия. Он даже не расстегнул жилет. Напротив, он уселся в кресло, и было похоже, что он собирается провести там некоторое время. Я спросил его:
— Вы что, собираетесь заставить свои мозги работать в такую поздноту? Вам не кажется, что для одного вечера вы сделали достаточно?
— Да, — угрюмо проговорил он. — Но есть еще дела. Я договорился с мистером Серваном, что все повара и официанты павильона «Покахонтас» придут к нам, как только освободятся. Они будут здесь через четверть часа.
— О господи! — Я сел. — С каких это пор мы работаем в ночную смену?
— С тех пор, как мы обнаружили Ласцио с ножом в спине. — Его голос звучал еще мрачнее. — У нас очень мало времени. Может быть, недостаточно, если помнить рассказ миссис Койн.
— И эти вороны прилетят всей стаей? Их по крайней мере дюжина.
— Если под воронами ты подразумеваешь людей с черной кожей, то да.
— Я подразумеваю африканцев. — Я снова остановился. — Послушайте, босс, вы сбились с пути, честно вам говорю. Африканцы, вороны, или как там хотите, не скажут вам ничего, чего они не сказали бы косоглазому шерифу, когда он их допрашивал. Или вы надеетесь, что я пущу в ход выбивалку для ковров? Единственное, что можно сделать, — это пригласить сюда завтра пораньше Толмена и шерифа, дать им послушать рассказ миссис Койн, и пусть они делают что хотят.
Вулф хмыкнул:
— Они придут в восемь. Они услышат ее рассказ и поверят ему, а может, и нет, в конце концов она ведь китаянка. Они будут допрашивать ее и, даже если поверят, вовсе не освободят моментально Берена, потому что это не объясняет ошибок, которые он наделал. В полдень они начнут заниматься неграми. Бог знает, что они сделают и сколько это займет времени, но все говорит за то, что ко вторнику, когда наш поезд отбывает в Нью-Йорк, они еще ничего не добьются.
