— Насколько я понял, Берен собирается приготовить завтра к ланчу колбаски минюи.
Никакого ответа.
— А что, если нам вернуться домой на самолете? — предложил я. — Здесь есть аэродром. Закажем билеты по телефону. До Нью-Йорка меньше четырех часов лету и стоит всего шестьдесят баксов.
Никаких эмоций.
— Вчера в Огайо произошла железнодорожная катастрофа. Сошел с рельс товарный поезд. Убило сотню поросят.
Он открыл глаза и попытался сесть прямо, но рука соскользнула с подлокотника, и он вернулся в прежнее положение.
— Ты уволен с работы, — объявил он. — Это решение вступит в силу, когда мы приедем в Нью-Йорк. Я так думаю. Обсудим все, когда вернемся домой.
Вулф понемногу возвращался к жизни.
— Это вполне меня устроит, — улыбнулся я ему. — Я собираюсь жениться. На дочке Берена. Что вы о ней скажете?
— Фу!
— Продолжайте, не стесняйтесь. Вы, я вижу, думаете, что десять лет в вашем обществе разрушили все мои чувства, что я уже не могу быть предметом любви.
— Фу!
— Отлично. Чувство пришло ко мне вчера вечером в вагоне-баре. Вряд ли вы понимаете, что это за лакомый кусочек. У вас, похоже, полный иммунитет. Я, конечно, еще не говорил с ней. Не могу же я просить ее выйти замуж за… ну, скажем, детектива. Но если я займусь другой работой и докажу, что представляю для нее ценность…
— Арчи, — угрожающе прорычал он, сидя совершенно прямо, — ты лжешь! Посмотри мне в глаза.
Я уставился на него со всей невинностью, на какую был способен. Но тут я увидел, что его веки начинают опускаться, и понял, что делать нечего. Мне оставалось только усмехнуться.
— Будь ты проклят! — воскликнул он с явным облегчением. — Да ты представляешь себе, что такое женитьба? Девяносто процентов мужчин после тридцати женаты, посмотри на них! Разве ты не понимаешь, что, если у тебя есть жена, она будет тебе готовить? А ты знаешь, что все женщины считают целью пищи — набивание желудка? Видел ты когда-нибудь женщину, которая могла бы… Что это?
В дверь стучали уже во второй раз. В первый раз тихонько, и я решил не обращать внимания, чтобы не прерывать Вулфа. Теперь я поднялся и пошел открывать. Я редко удивляюсь, но тут был поражен. На пороге стояла Дина Ласцио. Ее глаза казались еще больше, чем обычно, но вовсе не были томными.
— Можно войти? — тихим голосом спросила она. — Мне нужно видеть мистера Вулфа.
Я отступил, впустил ее и закрыл дверь.
— Сюда, пожалуйста, — указал я, и она прошла вперед.
Единственное выражение, которое я смог уловить на лице Вулфа, — это что он ее узнал. Он кивнул в знак приветствия:
— Я польщен, мадам. Извините, что не встаю, я позволяю себе такую невежливость. Стул, Арчи!
Она нервно огляделась:
— Могу я поговорить с вами наедине, мистер Вулф?
— Боюсь, что нет. Мистер Гудвин — мой доверенный помощник.
— Но я… — Она все еще стояла. — Мне тяжело говорить даже вам…
— Ну, мадам, если это уж так тяжело… — Конец фразы повис в воздухе.
Она сглотнула, снова посмотрела на меня и сделала шаг к нему:
— Не говорить еще тяжелее… Я должна сказать кому-нибудь. Я много слышала о вас, конечно, в былые дни, от Марко… и я должна сказать кому-нибудь, а кроме вас, некому. Кто-то пытается отравить моего мужа…
— Вот как? — Глаза Вулфа сузились. — Садитесь. Прошу вас. Сидя легче говорить, не так ли, миссис Ласцио?
Роковая женщина опустилась на принесенный мной стул. С напускной небрежностью я оперся о спинку кровати. Похоже, наклевывается что-то, что поможет нам разогнать скуку и оправдает мои предчувствия, заставившие меня сунуть в чемодан пистолет и пару блокнотов.
— Конечно… — начала она. — Я знаю, вы старый друг Марко. Вы, наверное, думаете, что я предала его… Но я полагаюсь на ваше чувство справедливости, вашу гуманность…
— Слабые доводы, мадам. — Вулф был резок. — Мало у кого хватает мудрости быть справедливым или свободного времени быть гуманным. Почему вы заговорили о Марко? Вы предполагаете, что он пытается отравить мистера Ласцио?
— О нет! — Ее рука взметнулась и вновь опустилась на подлокотник. — Просто мне жаль, если вы предубеждены против меня и моего мужа, я ведь решила, что нужно кому-нибудь сказать, а здесь, кроме вас, некому.
