Никто из них не заплакал, видя, что я ухожу.
В ближайшем вагоне я столкнулся с несущимся по проходу Жеромом Береном. Он остановился, я вынужден был сделать то же.
— Моя дочь! — прорычал он. — Вукчич оставил ее!
— С ней все хорошо, — ответил я. — Она беседует с моим приятелем, которого я ей представил. Мистер Вулф в порядке?
— В порядке? Не знаю. Я только что расстался с ним.
Он бросился вперед, а я пошел своей дорогой.
Вулф был в купе один. Сидел на диване, вцепившись руками в подлокотник, глаза широко открыты — воплощенное отчаяние.
— Жизнь прекрасна! — радостно сказал я. — Мы будем резвиться на зеленой траве, а вокруг нас будут порхать бабочки.
— Заткнись!
Не мог же он сидеть так всю ночь. Пришлось решиться на подвиг. Я позвонил, чтобы проводник приготовил постель. Потом подошел к Вулфу — но нет.
Помню, в старинном романе, который как-то попал мне в руки, было подробно описано, как очаровательная молодая девушка вошла в спальню и своими прелестными пальчиками прикоснулась к застежке платья. «А теперь, — говорилось там, — мы должны покинуть ее. Мы с вами, дорогой читатель, должны проявить деликатность. Нельзя подсматривать девичьи тайны. Ночь распростерла свои опахала, поступим так же, читатель!»
Что ж, я согласен.
— Не думаю, что выслеживать мальчишку, который швыряет камни, — подходящая работа для детектива, — сказал я. — Особенно если, как вы, знать себе цену.
Гершом Оделл сплюнул сквозь зубы на огромный папоротник, росший в десяти футах от места, где мы с ним расположились на травке.
— Все так. Но я ведь говорил вам. Эти важные птицы платят от пятнадцати до пятидесяти долларов в день, чтобы жить в этом караван-сарае и писать письма на фирменной бумаге Канова-Спа. И им не нравится, когда во время верховой прогулки ниггеры швыряют в них камнями. Я не говорил «мальчишка», я сказал «ниггер». Они подозревают, что это тот самый, кого месяц назад уволили из гаража.
Теплое солнце светило сквозь кроны деревьев. Я зевнул. Чтобы скрыть скуку, я спросил:
— Вы говорите, это случилось здесь?
— Вон там, — показал он. — По другую сторону тропинки. Оба раза попали в старого Крислера, ну, знаете, авторучки Крислера, у него еще дочь замужем за послом Уиллеттом.
Ниже по тропинке послышались голоса. Затем стук копыт стал отчетливее, на тропинке появились две благородные, красивые лошади, и два всадника проехали от нас так близко, что можно было бы дотянуться до них рыболовной удочкой. Один был фатоватый парень в щегольской куртке и с ним дама, достаточно толстая и старая, чтобы начать служить людям.
— Это миссис Джеймс Фрэнк Осборн. Из балтиморских Осборнов, что занимаются судостроением и сталью. С ней Дейл Чатвин, удачливый игрок в бридж. Видите, как он дергает свою лошадь? Ни черта не умеет ездить.
— Да? Я и не заметил. Вы хорошо разбираетесь в здешнем обществе.
— Приходится на такой работе. — Он снова плюнул в папоротник, поскреб затылок и сунул в рот стебелек травы. — В девяти случаях из десяти я угадываю, кто передо мной, еще до того, как мне скажут. Но бывают и исключения. Например, ваша компания. Черт их знает, кто они такие! Наверное, повара, которых пригласил наш шеф-повар. Смешно. Что же, теперь Канова-Спа — кулинарная школа на дому, так, что ли?
— Это не моя компания, мистер, — покачал я головой.
— Но вы с ними.
— Я с Ниро Вулфом.
— А он с ними.
— Не сейчас. Сейчас он заснул в номере шестьдесят. Думаю, в четверг мне придется усыпить его хлороформом, чтобы погрузить в поезд. — Я подставил лицо солнцу. — На свете бывают вещи и похуже поваров.
— Это точно, — согласился он. — А откуда они все взялись?
Я вытащил из кармана сложенную вырезку из «Таймс» и, пробежав ее глазами, протянул список Оделлу:
LES QUINZE MAÎTRES
Жером Берен, «Корридона», Сан-Ремо
Леон Бланк, «Уиллоу-клуб», Бостон
Рэмси Кит, отель «Гастингс», Калькутта
Филип Ласцио, отель «Черчилль», Нью-Йорк
Доменико Росси, кафе «Эмпайр», Лондон
Пьер Мондор, «Мондор», Париж
Марко Вукчич, «Рустерман», Нью-Йорк
Сергей Валенко, «Шато Монкальм», Квебек
Лоуренс Койн, «Раттан», Сан-Франциско
Луи Серван, Канова-Спа, Западная Виргиния