— Погодите, — Семён начал заводиться: его явно оскорбляли! В него не верили. — Я вам своего ответа ещё не дал!
— Ну так давай, отвечай, — Мастер неожиданно подмигнул Семёну. — Оправдай своё звание, Искусник Симеон! Потешь старика, много ли радости у меня в той жизни осталось, — Мастер Четырёх Углов вытер ладонью под глазами, точно слезы смахнул, но щёки при этом у него оставались сухими.
— Берусь, — решился Семён. — Но ничего не гарантирую! Вы же сами сказали, что там надёжная магическая охрана. Если я с ней не справлюсь, то…
— Справишься, — прервал Семёна Мастер, — чтобы такой бравый парень как ты, да не справился с какой-то дурацкой защитой! Тем более удачливый парень, — старик отвлёкся, натянул панамку себе чуть ли не на уши. — Холодно у меня здесь… Я, Симеон, о тебе много чего знаю, полнится Империя слухами! В общем, слово тобой сказано, а я буду ждать результата. Меня не ищи, я с тобой завтра сам свяжусь, — Мастер резко наклонился вперёд (Семёну почудилось, что дед сию секунду вывалится из своего кресла) и ткнул пальцем в сторону Семёна, прямиком ему в грудь. — Адресок зала, где хранится кадуцей, я уже скинул в твой медальон… Хороший у тебя медальон, Симеон! Уникальный. — Мастер завистливо поцокал языком. — Когда-нибудь, надеюсь, он станет украшением моей коллекции. Ну бывай, Искусник! — прощально тявкнули фанфары, изображение замерцало и исчезло: Семён остался в комнате один.
— Что-то не нравится мне эта затея, — мрачно сказал Мар. — Ты обратил внимание, как он тебя на «слабо» взял? И намёки насчёт меня… Всё это, Семён, дурно пахнет. Воняет, ежели точнее. Подвох, явный подвох! Но в чём?
— Подвох там, или не подвох, — Семён встал из кресла, — но, как выразился четырёхугольный дед: «Слово сказано». Стало быть, надо мне сейчас двигать в тот Мир, где хранится кадуцей и делать дело. А там, на месте, разберусь, что к чему! Если украду, то тысяча золотых мне никак не помешает… да хрен с ним, с тем золотом, не бедствую я, — мне просто неприятно, что этот главный воровской сморчок меня дураком и недотёпой считает!
— Да уж, — Мар тяжело вздохнул. — Я и говорю, на «слабо» тебя дедуля зацепил. А ты и пошёл у него на поводу: нет, чтобы сначала подумать, со мной посоветоваться, а уж после давать ответ! Если эту фигню лучшие специалисты Империи украсть не смогли, то, подозреваю, задание невыполнимо принципиально.
И вообще, зачем Главе воровской Гильдии нефритовая безделица? Для коллекции? Не верю! Платить тысячу золотых за ненужную вещь по меньшей мере глупо. Мыслю я, что кадуцей не настолько уж и прост…
— Ты коллекционеров не встречал, — Семён вышел из рабочей комнаты, — они все с одинаковым мозговым вывихом. Ежели такой вывихнутый чего решил в свою коллекцию заполучить, то ни за какими расходами не постоит! Последние штаны продаст, но купит.
— То-то Мастер в халате сидел, — недовольно проворчал медальон, — штаны у него явно закончились… Всё же, Семён, есть у меня подозрение, что от тебя хотят избавиться! Ты в Гильдии не состоишь, работаешь сам по себе, хлеб у остальных воров отбиваешь. И в общак взносы не делаешь, какой Гильдии от тебя прок? Опять же твои похождения на виду, можно сказать, ты — имперская знаменитость! Почему бы и не сунуть палку в твои колёса? Нефритовую. — Мар безрадостно хохотнул над собственной шуткой. — Устроить полиментовскую засаду по анонимному сообщению о готовящемся ограблении… или наёмного убийцу в тёмном уголочке заначить… или ловушку-самострел наладить… или…
— Мар, у тебя, похоже, начинается паранойя, — Семён остановился у стрельчатого окна и, пользуясь им как зеркалом, превратил свой пляжный наряд в чёрное трико и мягкие туфли; за окном всё так же фосфорно сиял океан, но зелёной луны видно не было: наверное, ушла на другую сторону замка-пансионата. — Сам себя пугаешь и меня заодно! Тут к работе подготовиться надо, настроиться, а не жуткими пророчествами заниматься… А ты на что? Вот и следи, чтобы всяких неприятностей с нами не случилось, ловушечно-полиментовских!
— Паранойя? — медальон призадумался. — О, знаю такое слово! Правильное слово, умное. Это, Семён, у обывателей та паранойя болезнью считается, а в нашем деле без неё никак нельзя. Больше опасаешься — дольше живёшь!
