Тишина ночи лопнула, и в образовавшуюся прореху выпал покатый шар первого удара. Допотопные часы, пригвождённые к стене, праздновали полночь.
Шар мигнул тусклым светом, выражавшим отчаяние раздробленной на отрезки вечности, и разбился об пол, обдав всё окружающее глухой волной механического рокота. Волна эта покатилось до кровати, на которой спала Старуха. Нестойкий сон вмиг скукожился, оставляя свою владелицу один на один с ночью.
Старуха напрягла седые космы. Разрезала веки, уперев в плоть тьмы запылённые глазницы.
Также тускло мигнул шар второго удара. Новая волна рокота чиркнула по её ногтям, окончательно отгоняя вожделенное забытьё.
Теперь она ждала, когда кончится бой.
Третий удар… четвёртый… пятый…
Она считала мелькающие шары, чтобы не бояться ночи. Шестой… седьмой…
Ей вдруг подумалось, что часы не престанут бить вообще. И от этой мысли стало тоже страшно. «Шестерёнка какая-нибудь сломалась. Что тогда делать?» Часы будут бить постоянно, каждую секунду. Ведь ни за что не дотянуться до них, а дотянется, всё равно не сможет остановить. Изо дня в день Старухе придётся жить с этим механическим рокотом. У неё станет болеть голова, уши, начнёт шалить сердце. А шары ударов будут раз за разом разбиваться об пол, окатывая её ровным гулом.
Десятый удар. «Батюшки, хоть бы перестали». Одиннадцатый… Усталая щека затрепетала на подушной наволочке, ожидая скорой развязки.
Двенадцатый шар вышел совсем не таким, как одиннадцать предыдущих. Большой яркий, он хватился об пол, подняв вокруг себя массивную волну раскатистого удара, от которой задребезжали стены и окна. Волна рухнула на Старуху. Рокот облизал её тело, ероша каждую морщинку. Одна струя гула достигла гениталий, отчего там стало щекотно.
Часы напоследок плюгаво грюкнули и умолкли. Прореха в тишине сомкнулась, не оставив даже шва, в напоминание о недавнем буйстве звуков.
Но сон не возвращался, забившись в щель между секундами, он с беспокойством наблюдал за хозяйкой. А она слушала, только теперь не бой часов, она слушала своё тело. Где-то там, глубоко, под зарослями морщин и пигментных пятен, шло невидимое действо, порождённое странным двенадцатым ударом. Неизвестный зуд катился по костям и жилам, пробуждая забытые чувства.
Было страшно и сладко одновременно. До самого утра она так и не сомкнула глаз.
Старуха жила одна. Когда-то у неё были два сына и муж. Мальчики — Миша и Стёпа, родились с дырявыми судьбами. В детстве братья представляли себя водой, а когда повзрослели, поняли, что они песок. Старший — Миша, рос задиристым и бескорыстным, Стёпа же не рос вообще, только подрастал. Миша любил ветер и щёлканье пальцев, Стёпа обожал не узнавать себя в зеркалах.
Однажды ночью Миша возвращался домой, со свидания. Вдруг он услышал, как в кустах кто-то щёлкает пальцами. Любопытство завязало узел на его темени, и Миша нырнул в кусты. За темнотой ночи Миша разглядел другую темноту, сплошную — темноту небытия. Труп Миши нашли следующим утром, с проломленным черепом. Приехавшая на место происшествия Старуха (а тогда ещё зрелая женщина), когда все отвернулись, нагнулась к телу и слизала стекающую по щеке бурую струйку крови.
Убийцу нашли через день — бывший парень девушки. На суде убийца вёл себя корректно — правильно расставляя ударения во время ответов на вопросы. Единственное, в чём он не признался — кто рассказал ему о слабости Миши к щёлканью пальцами. Судебное заседание шло разухабисто и споро, только Стёпа отчего-то вёл себя нервно и всё время смотрел в пол, а когда убийце предоставили последнее слово, заелозил складками лба и начал громко петь какую-то песню.
С тех пор он пел постоянно. Старуха же, напротив, молчала — кровь сына запечатала ей уста. Стёпа больше не мог есть, так как есть во время пения практически невозможно, а петь он не переставал ни на минуту. Кожа Стёпы ввалилась внутрь тела, жизненная сила высыхала в нём. Через месяц после суда над Мишиным убийцей Стёпа уже был не в состоянии вставать с постели. Он лежал распятый на складках простыни, даже кровь в его жилах сделалась бледной. Только рот Стёпы по-прежнему оставался здоровым, как прежде. Рот неутомимо работал губами, выпуская во внешний мир новые порции песен.
