Дверь им открыл хозяин квартиры — тот самый Игорёк, о ком только что шла речь. Выглядел он и впрямь на сороковник — ни пуза, ни лысины. Крепенький такой неприметный мужичок среднего роста, неопределённого возраста…
Проведя гостей в обшарпанную комнатёнку, закрыл и сдвинул на край стола пару изрядно потрёпанных фолиантов. Запросто можно было подумать, будто ещё минуту назад он усердно что-то читал, а то и выписывал… Однако на месте убранных книг чётко обозначились тёмные заплаты чистой полировки. Иными словами, к томам этим хозяин не прикасался по меньшей мере дня два-три. Скорее всего, валялся на диване и, глядя в потолок, мыслил…
О самом Игорьке было известно следующее: работает где-то, кажется, в котельной, образование — высшее незаконченное, пьёт мало, но сильно увлекается историей. С первой женой — развёлся, вторая — померла. Среди соседей слывёт тронутым. В котельной — тоже.
— Ну и что там, снаружи? — полюбопытствовал он.
Говорил Игорёк надменно, почти не размыкая губ. Да и улыбаться старался пореже. Зубы — ни к чёрту, а к стоматологу идти — не на что.
Долговязый Андрей немедленно вытянулся в струнку, как на утреннике в детском саду, и самозабвенно продекламировал:
— Мы стреляли, мы стреляли, наши пальчики застряли! Мы их вынем, разомнём и опять стрелять начнём!
— Ишь ты! — подивился хозяин. — А ещё?
Андрей задумался на секунду, потом сквасил плаксивую рожу и тоненько запричитал с кавказским акцентом:
— У нас в Чечне выдали зарплату заложниками — и только за ноябрь…
— Сам придумал? — мрачно осведомился Игорёк.
Андрей сделал надменное лицо и спесиво повёл носом.
— Чёрт его знает!.. — с тоской проговорил хозяин. — Ну вот почему ты здесь, а на телевидении всякая сволота, всякие Жоржи Бенгальские? Ладно… Кто куда, а я за стопками.
Шаркая, вышел. Гости переглянулись.
— В самом деле расстроился, — понизив голос, озадаченно сообщил Андрей.
Влад, по обыкновению, скривился и не ответил. Оглядевшись, сел в облезлое кресло возле стола и с недовольной гримасой принялся изучать убогое жилище Игорька. Пол не мели уже, наверное, недели две. Пыль покрывала всё, даже клавиатуру увечной пишущей машинки и торчащий из-под валика желтоватый лист с парой бледных строк скорее вытисненного, нежели отпечатанного текста. Лента машинки (тоже сухая, пыльная) была избита до дыр.
«Гонсало Герреро… — приподнявшись, с трудом разобрал Влад. — Кораблекрушение — 1511. „Ведь у него жена туземка и трое крепких ребят; сам он стал совсем индейцем: пронзил себе уши и нижнюю губу, изрезал щёки, раскрашивает тело. Герреро силён и пользуется большим уважением“. Херонимо Агилар».
— Игорёк, — позвал он, когда хозяин вернулся с кухни. — А Герреро — это кто?
Нисколько не обидевшись на «Игорька» (видимо, здесь принято было общаться запросто), тот лишь усмехнулся, обнажив-таки обломки зубов. Поставил стопки на стол, снял машинку, отнёс её в угол. Распихал фолианты по полкам и, небрежно разметя сухой тряпкой пыль, вновь обернулся к Владу.
— Гонсало Герреро, — с наслаждением раскатывая «эр», проговорил он. — Первый белый человек на Юкатане. Дезертир с испанского галеона. Попал к туземцам, прошёл путь от раба до главнокомандующего. Научил индейцев воевать, показал, как строить крепости.
— И что?
— Да ничего… Просто в результате Юкатан сопротивлялся этим сукам дольше всех.
— Каким? — жадно спросил Андрей, выгружая из наплечной сумки выпивку и закуску.
— Ну а какие ещё суки есть на белом свете? — спокойно отозвался Игорёк, шевельнув выцветшей, словно бы вылинявшей бровью. — Европейцы и все их производные.
Влад и Андрей недоверчиво посмотрели на него и несколько разочарованно переглянулись. Да уж не в патриоты ли подался их старший товарищ и собутыльник? Вроде бы ничего подобного раньше за ним не замечалось.
— Ну вот, воззрились! А водку кто открывать будет?
Услышав диковинное слово «воззрились», оба хмыкнули и, мигом отогнав чёрные подозрения, принялись резать колбасу и хлеб. Умный тоже ведь иногда нет-нет — да и ляпнет глупость. С кем не бывает… Тем более в его-то возрасте…
— Ну что… За вас, ребята! — Игорёк поднял стопку и окинул гостей насмешливо-ласковым взглядом. — Лучших вам времён!
