Сколько ни старался, я не мог припомнить ни одной его работы. Хотя, говоря по правде, я никогда особенно не налегал на американскую антропологию, но все же…
Кьюбит был коренастым темноволосым человеком лет 35, с хорошо развитыми надбровными дугами, широким низким лбом и чуть приплюснутым носом. Он был белым с несомненной, хотя и очень давней, примесью негритянской крови. Особенно это выдавали тугие курчавые волосы и синеватые лунки ногтей. Я внимательно рассматривал его, с наслаждением разминаясь в своем забытом профессионализме.
Кьюбит держался вполне дружелюбно, хотя и с явными нотками превосходства в голосе. Впрочем, не столько по отношению ко мне, сколько к Томсону и Кларку. Его повелительный, не терпящий возражений тон сразу согнал с них вальяжную ленцу, и они включились в перетаскивание ящиков с удвоенной энергией.
Кажется, это слегка покоробило Лабримана, не умевшего или считавшего ниже своего достоинства справляться с бездельем американских подчиненных. Он прикусил губу и тихо невзлюбил Кьюбита. А когда тот как-то попытался с совершенно равнодушным видом проникнуть в содержимое одной из многочисленных коробок, разразился скандал.
– Кто вам позволил вскрыть ящик?! – если бы Лабриман умел кричать, он бы кричал. Им овладел холодный гнев, затушить который можно было, только принеся Кьюбита в жертву. – Кто вам позволил прикасаться к этому ящику?!
Боже праведный, какая выдержка! Я чувствовал, что Лабриман готов вцепиться бедному калифорнийцу в глотку и покатиться с ним по полу. Кьюбит был поражен не меньше меня.
– А, собственно, что случилось? – он отставил коробку и поднялся с колен. – Я что-то не так сделал? Но я хотел только посмотреть. Мне кажется, что ящик неудачно кантовали при разгрузке.
– Поставьте ящик на место. – Лабриман овладел собой. – Уверяю вас, там нет ничего, что можно было бы разбить. – он перевел дыхание. – И предупреждаю вас, мистер Кьюбит, все вопросы экипировки экспедиции возложены сэром Карриганом на меня, и я не потерплю здесь своеволия и распущенности. – Лабриман резко повернулся на каблуках и вышел.
– Вот это да! – присвистнул калифорниец: – Сколько пафоса! Тащи-ка этот бокс на место, – обратился он ко мне. – Кажется, парень совсем раздулся от собственной значимости.
В манере Кьюбита было что-то слишком беспечное, не вязавшееся с внимательным взглядом его умных настороженных глаз. Я отнес ящик к остальным вещам, и инцидент, казалось, был исчерпан.
– Насколько я понимаю, это и есть наш самолет? – чей-то приятный, чуть хрипловатый голос прервал мои размышления.
Мы со Степлтоном обернулись. За нашей спиной стоял высокий подтянутый человек лет 40 в военной американской куртке без погон. Он не торопясь достал из левого верхнего кармана на груди "Кэмел", закурил и протянул нам.
– Опять вы, Эйб! – с возмущением воскликнул мой новый знакомый, раздувая щеки. – И не стыдно вам подходить ко мне со своим эдомитянским зельем!
– Прошу прощения, Айзек. – наш собеседник отступил на шаг. – Я и забыл о ваших странностях.
Он затушил сигарету и отбросил ее в сторону. Но это, видимо, не удовлетворило мистера Степлтона.
– Странностях! – буквально взвыл он. – Вот из-за таких, как вы…. из-за таких мы до сих пор в рассеянии. Вы все забыли! Вам ничего не надо!
Он весь раскраснелся и походил на кипящий чайник, у которого подпрыгивает крышечка.
– Ну, дорогой Айзек, ну что вы в самом деле? – развел руками Эйб. – Никто же не виноват, что мир вокруг уже совершенно не подходит под ваши 613 заповедей. И я в том числе.
– Если мир не подходит, его надо изменить, а не отказываться от заповедей! – запальчиво воскликнул Айзек. – Вот что значит – предки из России! Вы предались богу чужому!
– Простите, Айзек, – сухо остановил Эйб своего разорявшегося приятеля. – Во-первых, я, как это ни прискорбно, неверующий, во-вторых, мы не одни. И, в-третьих, ваша ортодоксальность тоже не без изъяна: отправляясь в экспедицию, вы испугались грязи, вшей и тому подобных восточных прелестей и сбрили пейсы…
– Я на вас обижен. – Степлтон надул губы.
– На меня легко обижаться – я добрый, – Эйб весело рассмеялся и обернулся ко мне. – Разрешите представиться – Абрахам Шлиссенджер, доктор антропологии, Мичиганский университет.
