Встав из-за стола, Сиверов подошел к окну и выглянул во двор. Предмет его размышлений на стоянке отсутствовал: надо полагать, старая домашняя фуфайка, кружка кофе и сигарета произвели на водителя именно то впечатление, которое старался создать Глеб.
— Одесса-мама, Ростов-папа, — задумчиво пробормотал агент по кличке Слепой, глядя на пустой прямоугольник асфальта, еще пару минут назад занятый машиной загадочного преследователя. — Что за притча?
Это действительно была притча, причем весьма странная. Хвост за собой Глеб заметил еще утром, когда отвозил Ирину на работу. Дав пару ненужных крюков, которые объяснил жене якобы прослушанным по радио сообщением о поджидающих впереди пробках, он убедился, что «десятка» с провинциальными номерными знаками увязалась за ними не случайно. Ее водитель старался действовать аккуратно, и простой обыватель его бы почти наверняка не заметил, а если бы заметил, то решил бы, что это обычное совпадение. Но Глеб Сиверов простым обывателем не являлся и не имел права на такую роскошь, как благодушие. Давным-давно, в счастливом полузабытом отрочестве, когда еще не мог даже предположить, кем станет, когда повзрослеет, он прочел в одной книге мысль, правоту которой до конца осознал только через много лет. Некий коллега агента по кличке Слепой, сотрудник спецслужб из далекого будущего сказал примерно следующее: если вдруг запахнет серой, мы должны не рассуждать о природных аномалиях, а предположить, что где-то поблизости объявился черт, и немедленно наладить массовое производство святой воды.
От золотистой в прозелень «десятки» отчетливо разило серой, и, еще ничего не зная наверняка, Глеб принял решение и начал неуклонно претворять его в жизнь. Уже после первого контрольного крюка, когда стало ясно, что увязавшаяся за ним во дворе «Лада» не намерена отставать и теряться в транспортном потоке, он легкомысленным тоном завел разговор о том, что работа — это, конечно, хорошо, но надобно и честь знать. Труд сделал из обезьяны человека, но он же превратил его в лошадь; кони, как известно, от работы дохнут, а право гражданина на отдых закреплено за ним основным законом страны — Конституцией Российской Федерации.
Слушать подобные рассуждения Ирине было не впервой, и секунд через тридцать или около того она перебила мужа, сказав:
— Если бы только знал, как я от всего этого устала!
Разговор принимал крайне нежелательный оборот, но деваться было некуда: пойти на попятный Глеб не мог. Статус свободного агента не только наделяет человека весьма широкими полномочиями, но и возлагает на него полную ответственность за все, что происходит с ним и его близкими. В воздухе пахло серой, а планы на вечер не подлежали пересмотру. Глеб не без оснований рассчитывал, что в одиночку сумеет управиться и с работой, и с непонятной, но явной угрозой, которую таила в себе «Лада» цвета «электрик». Но вот Ирина в это уравнение никоим образом не вписывалась, и ее следовало вывести за скобки, со всей возможной быстротой удалив из Москвы на как можно большее расстояние. В противном случае данное арифметическое действие могли произвести математики, пославшие следить за ним эту чертову «десятку», и Глеб не сомневался, что на этом они не остановятся. Умножить его самого на ноль и навсегда сбросить со счетов — такова, вероятнее всего, была конечная цель затевающегося мероприятия.
Поэтому вместо ответа он лишь поправил на переносице темные очки, чтобы те полностью скрыли глаза, повернулся к жене лицом и одарил ее лучезарной белозубой улыбкой, такой широкой и открытой, что в ее карикатурности не усомнился бы даже бегемот.
Кожа у Ирины Быстрицкой была намного тоньше, чем у бегемота, и намек она поняла превосходно, как и то, что спорить бесполезно. Но она не была бы женщиной, если бы не предприняла хотя бы слабую попытку, и попытка была предпринята.
— Что у тебя опять стряслось? — спросила Ирина. — Неужели без этого нельзя обойтись?
— Никак нельзя, — проникновенно сказал Глеб, поверх темных очков косясь в зеркало заднего вида, где наблюдалась все та же знакомая до отвращения картина. — Понимаешь, совсем забыл тебе сказать, что назначил свидание одной сногсшибательной брюнетке…
