— Об одежде не беспокойся, у нас с тобой фигура почти что одинаковая, так ведь? Ну-ка на, примерь!
Полина бросила едва успевшей протянуть руки Данке маленькое серебряное платье скромного покроя — ничего выдающегося с виду, но именно в его скромности и заключалась вся изысканность.
Данка стянула через голову домашнюю футболку, поежилась почему-то, видимо, не от холода, а от своей обнаженности, немного смутившись перед подругой, и натянула платье.
— Просто шик! — заключила Полина. — В нем и пойдешь.
Дана подошла к зеркалу, стоявшему в дальнем углу комнаты, напротив окна.
— Да нет, — засомневалась она, — ты посмотри, все соски просвечивает, а лифчик с таким вырезом не наденешь...
— О Боже! — тоскливо завыла Полина. — Да откуда ты такая взялась? Соски у нее просвечивает, да ты вообще в каком веке живешь? Ты что, не знаешь, что лифчики сегодня вообще носить не принято? Некоторые вообще шифоновые, полностью прозрачные платья на голое тело, без белья, надевают. Или ты не видела, как манекенщицы по подиуму с голой грудью ходят, а?
— Я не манекенщица. И собираюсь не на подиум, а в ресторан!
— Послушай, Данка... — По интонации, с которой были произнесены последние слова, Дана сразу почувствовала, что сейчас ее ждет очередной экскурс в теорию на предмет «как завладеть мужским сердцем», и скорчила гримасу. Но Полину это не остановило, скорее, наоборот — вдохновило. — Грудь — это самая интересная и загадочная часть женского тела! Для мужчин, конечно...
Но Дана все-таки прервала ее, вклинившись в короткую паузу, пока Полина набирала полные легкие воздуха для произнесения очередной воспитательной тирады.
— И для патологоанатомов. Не имей сто рублей, а имей двух грудей, да?
Подруга захихикала:
— Классно ты придумала!
— Это не я. Цитата, только не помню, кто сказал. Ладно, Полька, давай другое платье.
Обреченно вздохнув, Полина протянула Данке свой очередной трофей — длинное, почти до пола, нежно-голубое шелковое платье с отделанным длинным, тоже голубым, мехом вырезом. На нем и остановились.
В ресторане было людно — но в то же время это не мешало его обитателям ощущать всю интимность обстановки. Каждый из столиков находился на достаточном удалении от другого такого же, покрытого белой накрахмаленной скатертью с вышивкой ручной работы. Звуки живой музыки были приглушенными, ненавязчивыми и шли откуда-то из глубины, переплетаясь с потоком такого же приглушенного, голубоватого, света.
Данка исподтишка оглядывалась. Она вообще впервые была в ресторане и до сих пор отнюдь не считала этот факт большим пробелом в своей жизни. Но в то же время она все-таки была довольна, что согласилась на приглашение Полины. Ей здесь определенно нравилось, и она, стараясь не показаться диковатой, рассматривала сидевших поодаль женщин и мужчин. Все они были разными, но в то же время Данка успела заметить нечто общее, присущее каждому из них, что сквозило во взгляде, в жестах, в манерах, может быть, в посадке головы, даже в голосе. Как будто всех их объединяла некая общность, причастность к чему-то такому, что познать дано, может быть, не каждому. Но возможно, все это Данке просто показалось, ведь ее воображение порой любило рисовать странные картины, возникающие откуда-то из глубины сущности, отодвигая внешнюю оболочку, тонкую пелену, которая другим и казалась истиной.
Взгляд ее плавно заскользил вниз, в прозрачную жидкость уже на самом дне бокала — коктейль, который она заказала наугад, оказался настолько вкусным, что она, возможно, против правил этикета, практически осушила бокал за пять минут. Сделав еще один глоток, она его отодвинула и заулыбалась шутке, которую в своих раздумьях не успела расслышать — просто потому, что увидела, как заиграли ямочки на щеках Полины и сверкнули ее зубки-жемчужинки.
— Эй, Данка, а повторить сумеешь? — услышала она вдруг насмешливый голос Андрея, того самого друга Влада, ради которого она, собственно, и была приглашена в это уютное и шикарное заведение.
— Что повторить? — не сразу поняла она, а поняв, почувствовала, как лицо медленно и предательски начинает покрываться краской.