Я случайно взглянул на картину, и вдруг мне показалось, что старый моряк, не выпуская из угла рта трубки, ехидно ухмыляется: «Нервы? Это что же, по работе или из-за девушки? А ну выкладывай напрямик!»
«И то и другое».
«Не завидую. Значит, ты ошибся профессией. На такой работе слабые нервы?! Стыдно даже за тебя. Да, именно так: стыдно».
«Ведь это было бы моим первым серьезным заданием...»
«Все едино. Хочешь быть следователем — ставь на первое место холодный разум».
«Так-то так. Но Ояр Ванадзинь... Кто виновен в его смерти?»
«Хочешь гадать, возьми кофейную гущу. На твоем месте я бы не гадал, а лег отдохнуть. Спокойствие, цыпленок! Именно так: спокойствие и побольше самодисциплины!»
Мой бредовый диалог со старым моряком был прерван телефонным звонком, таким неожиданным и резким, что я даже подскочил на постели. Схватил трубку. Звонил Друва, вызывал меня немедленно явиться к нему. Я понял, что уже утро.
Когда я вошел в кабинет прокурора, Друва закурил и предложил мне сесть.
— Ну что ж. При расследовании телячьего дела вы показали себя с лучшей стороны.
Услышав эти слова, я, должно быть, надулся как индюк, и, наверно, Друва это заметил, потому что добавил тут же:
— Это не похвала, я только констатирую факт, а в нашей работе факты имеют решающее значение. К сожалению, отдельно взятый положительный факт еще не дает права судить о способностях человека... Желаете что-либо возразить?
— Нет, — возмутился я, — я слушаю. Пожалуйста, продолжайте! Я очень люблю критику.
Друва поглядел на меня подозрительно ясными глазами и спросил:
— Каково ваше мнение по поводу вчерашнего смертного случая?
Какое тут мнение? Я знал слишком мало, чтобы рискнуть высказаться мало-мальски определенно. Будто он этого не знает!
— Позвольте мне расследовать это дело! Для меня это исключительно важно! В тысячу раз важнее, чем ваши иронические замечания. Простите меня...
Но Старый Сом был несокрушимо спокоен.
— За тем я вас и пригласил, — сказал он, — да, да, именно за тем. Непонятно, почему вы повышаете голос.
Вероятно, у меня был довольно глупый вид, потому что Друва поморщился и добавил:
— Вы, конечно, можете еще отказаться, я восприму это как факт деловой и самокритичной оценки собственных возможностей. Завтра возвращается из Риги следователь Бредис, и вы сможете опять, ничем не рискуя, работать под его руководством. Идите подумайте и, если решите не отказываться, зайдете ко мне перед выездом на место.
Я был как пьяный, мои ощущения были на редкость противоречивыми. Сожаление о трагически погибшем хорошем человеке не могло умалить мою радость: чуть не с первых же дней мне поручена такая ответственная работа!
Прежде всего я отправился к себе и созвонился с экспертом. Протокол вскрытия подтвердил первичное заключение о том, что причиной смерти Ванадзиня явился выстрел из охотничьего ружья в висок, произведенный на расстоянии приблизительно одного метра. Смерть наступила за два с половиной часа до обнаружения трупа, то есть третьего октября, около тринадцати часов. Единственными вещественными доказательствами были дробь номер третий, найденная в черепе убитого, и подобранная на месте происшествия войлочная пробка от охотничьего патрона, по которой эксперты смогли определить, что выстрел был произведен из ружья шестнадцатого калибра. Был еще один «зримый» факт — возле того места, где нашли труп, на коре одной из елей был замечен свежий, только выбитый небольшой рубец. Как появился этот рубец, и имеет ли он отношение к смерти Ванадзиня, еще не было выяснено. Главное: при осмотре тела не отмечено никаких следов нападения или насилия. Ванадзинь не был ограблен — деньги и документы остались при нем.
Закончив разговор с экспертом, я почувствовал нечто вроде угрызений совести. На что я надеялся? Уж не ждал ли, что эксперт ответит мне на все вопросы?
Я поспешил опять к Друве, твердо решив сжечь мосты к отступлению...
— Войдите!
Прокурор, слегка подавшись вперед, некоторое время глядел на меня, потом встал и подошел к окну. На светлом фоне рельефно выделялся его большой прямой нос, линия грузного подбородка. Проведя ладонью по своей наголо обритой голове, он спросил:
