— И поеду! Нельзя бросаться обещаниями! Нас там ждут, пусть дождутся хотя бы меня.
Цок-цок-цок... Острые каблучки застучали по полу, Айя схватила плащ, оглянулась. Ждала, что я все же буду отговаривать. Я не мог, сам не знаю почему Молчал.
— Ты... ты... действительно толстокожий, как слон! Прощай!
Хлопнула дверь, Айя исчезла. Я сидел, ни о чем не думал, потом встал, решил до вечера никуда не выходить, спуститься только взять газеты в киоске.
Внизу я столкнулся с Лапсинем.
— Ага, поймал! — вскричал он. — Так я и думал, недаром вы от меня сегодня решили избавиться.
— Лапсинь, верите ли, я ужасно рад видеть вас! Я хотел сбегать за газетами, прозевал подписаться.
— У меня есть все газеты. Пожалуйста!
— А вы уже завтракали? Нет? Пошли наверх! У меня кофе еще горячий... И еще кое-то погорячее.
— Не откажусь.
Я стал выставлять на стол закуски. Лапсинь не мог не заметить, что стол уже был накрыт на двоих, может быть, потому он смотрел по сторонам, явно притворялся, что ничего не замечает. Я оценил эту деликатность. Вообще парень смущался и вначале сидел не очень-то разговорчивый, только потом обрел свою обычную живость, особенно после нескольких рюмок коньяка. Что касается меня, я хотел опьянеть, но не мог. Когда человек в дурном настроении, чаще всего так и бывает.
Лапсинь пытался развлечь меня. Когда это не удалось с помощью анекдотов, он сменил тему:
— Если можно узнать, в какие приключения мы пустимся завтра?
Я сознался:
— Не знаю, Лапсинь. Апория. Вы знаете, что означает это гадкое слово?
— Не приходилось слышать.
— Один древний грек доказывал, что величайший из стайеров Ахиллес не в состоянии догнать самую медленную черепаху, потому что, пока Ахиллес достигнет точки, из которой стартовала черепаха, она все-таки продвинется насколько-то вперед. И так далее. Пример по вашей, по спортивной линии! Ахиллес, решив догнать черепаху, находится в апории — в безнадежном положении. В точно такой же апории нахожусь и я. В тупике! Не смотрите на меня так жалостливо! Я не собираюсь законсервироваться в этом состоянии.
— Надеюсь, — сказал Лапсинь и повеселел. — Чепуха! В этой истории кроется какой-то абсурд.
— Здесь взята за основу движения математическая линия, разделенная на отдельные точки. Математически и чисто теоретически можно доказать немало таких абсурдов. Ничего. Я сегодня что-нибудь да придумаю.
Мы посидели еще часок-другой. Лапсинь рассказывал мне забавные случаи из своей спортивной практики, потом стал поглядывать на часы.
Я остался один. Лег на тахту, взял книжку, но читать не хотелось. Мысли метались между ссорой с Айей и предстоящим завтра отчетом перед Старым Сомом. Моряк на картинке глядел на меня понимающе и насмешливо, как всегда, но не без доброжелательства. Потом спросил:
«Итак, неудача на всех фронтах — и в сердечных делах и на работе? А дальше что? Что главное?»
«Главное — хоть какое-то, пусть неудобное, но мало-мальски устойчивое душевное равновесие».
«Потерял его?»
«Не совсем, но...»
«Значит, еще не так страшно. И все-таки: как же насчет расследования? В тупик попал? Бьешь и бьешь по одному и тому же гвоздю, который наткнулся на камень...»
«Не буду! Вернусь к событиям на Пиекунских скалах, попробую подобраться к этому негодяю с другой стороны».
Тишина. Я снова принялся перелистывать книжку. Старый моряк меня больше не тревожил.
День выдался жаркий с самого утра. Слушая мой отчет и выраженные в одной фразе наметки на будущее, Старый Сом обливался потом — блестели его большой нос, бритая голова и грузный подбородок; однако прокурор не разрешал себе снять пиджак, и, как я заметил по неодобрительным взглядам, его шокировало, что я разгуливал без пиджака, в рубашке с короткими рукавами.
Вернувшись к себе в кабинет, я опять принялся придирчиво исследовать материалы Бредиса, пытаясь нащупать в них место, в которого можно было бы прокрутить все сначала.
Передо мной был список участников пикника в количестве двадцати трех человек, включая шофера грузовика и покойного Зара.
Итак: четырнадцать мужчин, девять женщин. Это общество разбрелось. Шесть женщин купались вместе выше скал; три женщины и трое мужчин находились на открытой площадке, ждали заката солнца; трое мужчин — на месте привала; восемь мужчин, вместе с Заром, купались ниже скал.
