— По голосу не узнаю, обожди, дверь отопру, может быть, вспомню.
Дирика впустили в дом. Зелтынь зажег свет в кухне, где окна были закрыты ставнями.
— Садись! — кивнул Зелтынь, а сам остался стоять. — Ну? Выкладывай!
Это прозвучало не очень любезно, и Дирик сразу рассердился.
— Потише, потише, друг, — сказал он, немного повысив голос, — сначала я буду задавать вопросы.
— Ах так, гостюшко? В моем же доме?
— В твоем! Уж не ты ли рисковал головой за эту вот крышу, трубу, стены, охранял их и...
— Охраняй не охраняй, так и этак в колхоз катимся... все равно что конские яблоки под горку. Так и этак все, все...
— Спокойно, Зелтынь, ну что это ты! — Дирик, сдерживаясь, покачал головой. — Раскаркался как ворон. Если бы все только ныли сложа руки...
— Все псу под хвост пойдет, — упрямо повторил Зелтынь. — Если война не начнется, конец нам.
— А, да что с тобой толковать! — Дирик опять подавил злобу, помолчал и добавил уже миролюбивее: — Не к лицу нам с тобой лаяться. Ты мне, Зелтынь, помочь должен. Я сейчас по уши в дерьме сижу...
И Дирик рассказал про свои невзгоды: привязалась непонятная болезнь, необходимо лечение и пристанище на зиму. Рассказывая, он все время чувствовал, что Зелтынь его внимательно разглядывает, когда же Дирик сам посмотрел на стоявшего перед ним хозяина, карие глаза забегали по углам.
— Впрямь дерьмо дело, — буркнул, выслушав его, Зелтынь. Подумал и спросил: — А где это ты пропадал, не показывался так долго? Не знали, жив ли ты, пока Дзенис не сказал... Сколько у тебя парней-то осталось?
Дирик стиснул зубы так, что выпятились обросшие щетиной скулы, и Зелтынь, чей взгляд проворным тараканом шмыгал по лицу Дирика, сделал безошибочный вывод:
— Так, так... Значит, накрылись все до единого... Ну ладно, можешь оставаться у меня до утра. И ни минуты дольше... Не те времена, не те люди под боком. Сам понимать должен.
— А что мне понимать? Что ты мне тут...
— Да ничего. Только... как ты там ни ерепенься, а, по-моему, все это...
— Хватит! — Дирик тяжело прихлопнул ладонью по столу. — Трусы... Веди, где переспать!
Хозяин молча повел его на второй этаж, в маленькую, темноватую горенку, зажег приготовленные дрова и растопку в печке.
— Сейчас поесть принесу, — буркнул Зелтынь и вышел.
Дирик смотрел на печку — дрова разгорелись, загудели; он кусал губы и думал: «Ну так и есть, пришел к людям — и глядеть на них тошно. Шваль! Как на таких надеяться? Он еще пойдет и продаст... Не лучше ль уносить отсюда ноги, пока еще не поздно? Да нет, не продаст, слишком долго он с нами путался, пока не случилась эта заваруха. Вряд ли он захочет, чтоб я тоже выложил все, что о нем знаю. И куда деваться посреди ночи?»
Зелтынь принес ужин и грелку.
— В грелке горячая вода, прогрей себе больное место как следует, — сказал он примирительно и вышел.
Если бы Дирику еще месяца два назад кто-нибудь сказал, что он скоро будет лежать в кровати с чистыми простынями и парить брюхо грелкой, как хворая старуха, он был бы оскорблен до глубины души или расхохотался бы.
Дирик испытывал странное чувство. После стольких месяцев чистая постель, приличная еда... В печке трещали поленья, за окном бушевал ветер. В пустоватой, тесной комнате, освещенной красноватым отблеском, было удивительно уютно. Живут же люди! Дома, в тепле, в безопасности. Ешь, пей, спи. Жена обхаживает, если не спится — пощекочет пятки... Мысли были завистливые, злые, но они рассеялись в этом мимолетном ощущении уюта, Дирик незаметно уснул.
Он вскочил от жуткой непонятной возни: лай и скулеж собак, женские крики, шум... Черт, что там такое! Вроде кто-то силой ломится в дом.
Дирик выскочил из кровати, схватил с полу автомат и, едва успев стать за печь, услыхал протяжный вой. Это же Сатана! Что-то вихрем взлетело по лестнице, незапертая дверь распахнулась, и в комнату, ворча и царапая пол когтями, ворвался пес.
— Сатана, Сатана... — шептал Дирик.
Ткнувшись мордой в его колени, собака повернулась к дверям и опять заворчала.
— Сатана, тихо! Молчать!
Дирик затворил дверь, кстати, нашарив скважину, — ключа не было. Он опять залез под одеяло, положил оружие на пол. Не иначе всю эту суматоху устроил Сатана. Шум внизу постепенно стихал, люди что-то бубнили вполголоса, но к нему никто не поднялся. Было, наверное, еще очень рано.
