- Заявить в милицию, прокуратуру. А давно это произошло?
- Ну, лет... тридцать с лишним назад.
- У-у... Ничего уже с ним не сделаешь. Срок давно истек.
- Ничего?
- Ничего. Наказать его уже нельзя. Конечно, при условии, что преступник за это время вел себя тихо, с законом не конфликтовал.
- А если этот насильник еще и убийца? Его могут расстрелять?
- В таких случаях суд принимает решение - применять или нет к нему срок давности.
- Что, суд может и не наказать?
- Может и не наказать, если признает, что преступник исправился, встал на иной путь жизни. Если же приговорит, то не к расстрелу. Расстрелять такого закон запрещает.
- Как же так? - не могла понять Алена. - Поймали преступника, убийцу, а расстрелять нельзя. Он же убийца!
- И все же нельзя.
- Значит, законы эти плохие, несправедливые! Преступления нельзя прощать, какие бы сроки ни прошли.
- Закон есть закон. И пока он не отменен, он действует.
- Плохой закон, - еще раз и более решительно повторила Алена. Плохой, если дает свободу насильникам и убийцам!
- Были и плохие законы, всякие были, - согласился Зимин. - Помню два судебных процесса в одном суде в один и тот же день. Сначала судили двух негодяев, они изнасиловали девушку, а потом убили ее. И вынесли им по закону того времени десять лет лишения свободы. А потом судили троих грузчиков за групповое воровство. Украли они три ящика водки, и каждый получил за это по двенадцать лет. Вот так... А что это ты заинтересовалась законами, убийцами?
- Да так просто. Ты рассказал о том мужчине, своем клиенте, вот мне и пришло в голову...
"Если бы это и Грак был, то теперь ничего не сделаешь. Скажешь ему: ты - Грак, а он тебе кукиш покажет".
И они переключились на разговор о том, когда Алене переезжать в город, что брать с собой, что оставить на прежнем месте.
До конца санаторного срока Алене оставалось семь дней. Как ни старалась, как ни заставляла себя не думать о Граке, не искать в Егорченко новые черты, приметы сходства с ним, изменить настроение не удавалось. Несколько раз она подкарауливала момент, чтобы встретиться с врачом с глазу на глаз, и встречалась, подчеркнуто внимательно вглядывалась в его лицо, надеясь, что тот заподозрит неладное, забеспокоится, выдаст себя. Нет, не волновался, не менялся в лице, спокойно, равнодушно проходил мимо, здоровался с ней так же вежливо, как и со всеми остальными отдыхающими. Подходила не раз к его дому, такому красивому, любовно сделанному руками хорошего мастера. Разговаривала с маленьким Кириллом, выспрашивала про деда, бабушку, дедова отца. Мальчик ответил, что у деда Вали отца не было. "Как это, Кирюша, не было, у всех есть отцы", - не поверила Алена. "Не было, дед Валя из детдома". А Грак же не детдомовец, отец его, Савка, осужден за службу оккупантам.
"Дура я, дура, - укоряла потом себя Алена, - ну что я прицепилась к этому Егорченко? А может, он и вправду детдомовец".
И все же, когда проходила по коридору мимо стоматологического кабинета, на двери которого все еще висел тот плакат со словом "лошадь", невольно вздрагивала, и сердце ее сжималось.
Врачи санатория часто выступали перед отдыхающими с лекциями и беседами на разные медицинские темы. Кардиолог рассказывал, как беречь сердце, невропатолог учил бороться с бессонницей и нервными расстройствами. Как-то появилось объявление о беседе стоматолога. Алена, хоть и не любила ходить на такие мероприятия, на этот раз пришла, села нарочно перед самым столиком, чтобы Егорченко ее заметил и чтобы ей было хорошо его видно. Будет на него так пристально смотреть, что он догадается о ее подозрениях, а раз догадается, то обязательно себя выдаст, хоть какой-нибудь мелочью, но выдаст.
Он не спеша вошел в зал, спокойно поздоровался, сел за столик, внимательно оглядел всех, кто собрался.
- Не много пришло, - сказал он, - значит, у людей здоровые зубы. А это хорошо. У кого здоровые зубы, у того здоровые органы пищеварения. А если органы пищеварения в порядке, то и весь организм в добром здравии.
Он рассказывал про уход за зубами, говорил, что надо их каждый день чистить, укреплять десны, полоскать рот после еды. Говорил прописные истины, а Алена не сводила с него глаз, стараясь увидеть хоть что-нибудь знакомое в его словах, жестах, интонации. Ничего знакомого не заметила. "Грак был ниже ростом, и волосы у него, кажется, были светлее".
