— Глубокая?
— Порядочная.
— Как вы думаете, с какой стороны был нанесен удар: сзади, слева или справа?
— Полагаю, сзади.
— Почему?
— Рана в затылочной части, рисунок пролома таков, что били, вероятно, тычком, по-боксерски, чтобы наверняка — насмерть.
Замятин удивленно посмотрел на врача. Они уже сидели в его кабинете.
— Обычно, когда бьют кастетом с замахом по голове, края пролома получаются несколько смазанными, потому что черепная кость крепка, и кастет, как правило, какое-то время скользит по черепу. Поэтому по краям раны в подобных случаях кое-где бывает содрана кожа и, естественно, волосы.
— А у него?
— Чисто, как молотком.
— А может, молотком?
Врач отрицательно покачал головой.
— Нет.
— Много он пролежал?
— Минут 15—20. Еще бы минут пять и — конец.
В комнату вошли лейтенант, эксперт-криминалист, проводник служебно-розыскной собаки. Врач вышел.
— Ну что? — поднял голову Замятин.
— Ничего особенного. — Лейтенант бросил на стул полевую сумку. — Увидела, говорит, и закричала. Больше ничего не знает.
— Собака след не взяла, товарищ капитан.
— Да-а, дельце. Поговорить бы с пострадавшим.
В кабинет вошел врач.
— Нельзя ли поговорить с пострадавшим, Георгий Максимович?
— Можно, но только буквально минуту.
Зобин лежал на койке, неловко повернутый набок. Голова его была похожа на круглый белый ком.
Разговор с ним получился коротким и безрезультатным. Никого в санатории Зобин не знает, знакомых по дороге сюда не встречал. Сидел на лавочке спиной к дороге. Ничего не слышал. Неожиданно ударили сзади. И все.
Замятин обратил внимание, что левая рука пострадавшего забинтована.
— Что с рукой? — спросил он у врача в коридоре.
— Ничего особенного, палец у него припух немного.
— А раньше?
Врач пожал плечами:
— Не знаю.
— Благодарю вас, Георгий Максимович. Если вы не возражаете, мы с экспертом до утра останемся здесь.
— Пожалуйста, ради бога. Если понадоблюсь, всегда к вашим услугам.
— Да, кстати, если можно, передайте, пожалуйста, соседям Зобина по столу, чтобы они подошли к нам. И еще: скажите, кино у вас начинается сразу после ужина?
— Минут через десять.
— Можно узнать, кто сегодня отсутствовал в кино?
— Проще простого.
— Как?
— Билеты продает диетсестра, а она знает всех.
— Тогда пригласите и ее, пожалуйста.
— Хорошо.
Капитан задумчиво постоял в коридоре, потом зашел в красный уголок, где его ждали товарищи.
— Ну как, — с порога спросил он, — есть соображения?
Лейтенант вскочил.
— Сиди, лейтенант.
— Что-нибудь прояснилось, товарищ капитан?
— Ничего. Сидел — ударили — упал. Ничего не видел, ничего не слышал, никого не знает.
— Странная история.
— Били сзади, — подал голос эксперт. — Если бы кто-нибудь спускался сверху, он бы обязательно заметил, потому что сидел лицом к ступенькам.
— Значит…
— Значит ждали, — торопливо подхватил Колесников.
В дверь постучали. Вошли три женщины — соседки Зобина по столу. Капитан, извинившись, попросил двоих из них выйти. Хотелось опросить каждую в отдельности.
Все трое единодушно утверждали, что левая рука Зобина на ужине была в полном порядке. Помнили они это хорошо, потому что на этой руке у него был красивый золотой перстень, которым они любовались. Никакой опухоли не видели. Женщина, обнаружившая Зобина, вспомнила, что вроде слышала в отдалении звук автомобильного мотора. Впрочем, она не была в этом уверена. Может, показалось со страха.
— Не помните, в какой стороне вам послышался шум мотора?
— В этой, — с готовностью ответила женщина, показывая рукой на север. — В другой стороне тупик — дальше дороги нет.
— Не знаете, был ваш сосед до этого у источника или нет?
— Как же… — Женщина замялась. — Вы знаете, он показался мне интересным мужчиной, и я…
— Кое-что заметили… Это вы хотите сказать?
— Совершенно верно. Он спускался туда после завтрака, потом после обеда.
— А после ужина — сразу или позже?
— Не знаю, я пошла в кино.
— И долго он там сидел?
— Может, по часу, а может, и по два. Не знаю точно… У меня процедуры.
— Оттуда вы видели его?
— С террасы столовой. Оттуда удобно смотреть вниз.
— И хорошо видно?
— Конечно. Здесь же близко. Мне кажется…
— Что? — живо спросил Замятин.
