Седой мужчина натолкнул его на мысль: может быть, прежде чем ехать в Космоцентр, заглянуть домой и хотя бы переодеться? И так уже весь вагон с любопытством вглядывается в его костюм... Заодно проверить, есть ли ЗДЕСЬ квартира, в которой живет Андрей Громов, бывший единственный член экипажа экспериментального корабля "Вестник", а теперь непонятно кто...
Внезапно ему пришла в голову совершенно дикая мысль, дрожью отозвавшаяся в утомленном мозгу. Что если в ЭТОМ мире существует свой Андрей Громов и сейчас они столкнутся лицом к лицу?! Он обругал себя за эту мысль и почти успокоился.
...И вот наконец встреча с Димычем и Ритой, и оказывается, в Большой Космос отправился Бизон...
"Остановимся. Если Зонин на борту "Вестника", значит... Что значит?.. Значит, там нет меня. Шедевр логических построений, ничего не скажешь... А эти... Как их?.. А, приборы... Взбесившиеся... приборы... Розовый туман... Не случайно, не случайно... "Вестник" в космосе... Я на Земле... Розовый туман... Бизон взбесился... "Вестник" утонул в розовом тумане... Читает "Грозное лето" Флида..."
- Неплохо, неплохо... - пробормотал он, уткнувшись лицом в сгиб руки.
Ему показалось, что диван мягко закачался.
- Не ду... ри... - шепнул он дивану, превратившемуся в мерцающий пульт управления.
Наполз розовый туман и пульт исчез.
Ему опять снился все тот же сон. Сон, который повторялся вот уже
три года, словно в механизме, ведающем сновидениями, что-то заело
и он постоянно - то чаще, то реже - выдавал именно его, чередуя с
другими, никогда больше не повторяющимися.
Ему опять снилась березка-сиденье и Таня. Она улыбается ему и ерошит
его волосы. Потом они идут через поляну и вдруг оказывается, что это уже не поляна, а холм, и Таня сидит, прислонившись спиной к стволу и обхватив колени руками, а он стоит рядом. Все как наяву, только деревья какие-то странные, никак не понять, березы это или высокие яблони, потому что сверху медленно падают в траву легкие розоватые лепестки. Это всегда его смущало и придавало сну оттенок непонятной аллегории. Они разговаривают и слова всегда одни и те же, так глубоко въевшиеся в память, что она воспроизводит их во сне с точностью магнитофонной записи.
"Давай поженимся, Таня", - говорит он, наклоняется и осторожно выпутывает из ее волос сухой березовый листок, крошит пальцами... Таня упорно смотрит на траву и с улыбкой качает головой. Веселой эту улыбку он бы не назвал. Он молчит, Таня уже не улыбается, а дальше во сне нет больше Тани, есть только ее голос. Как будто он смотрит фильм: низина, речка, в которой на тысячи осколков дробится солнце, холмы далеко за рекой и дубовая роща на холмах, а Таня остается за кадром, слышен только ее голос.
"Зачем?"
Шумят ветви и кажется, что со всех сторон тихонько хихикают.
"Я люблю тебя".
"Для тебя любить - значит, отдыхать возле меня, устав от мыслей о своей фантастической автоматике. Разве не так? Ты одержимый, а я для тебя просто тихая гавань, где ты можешь склонить свою усталую умную голову.
И весь ли ты со мной?.."
"Таня!"
"Подожди. Выслушай меня. Я согласна быть твоей тихой гаванью, но не больше. Да ты и сам понимаешь, что я права, согласись... А так хорошо нам обоим. Мы встречаемся и расстаемся, оставаясь самими собой, а это для меня очень важно..."
"Зачем прикрывать отказ многословием? Достаточно одного "нет"!"
Камера съезжает с холма в низину, под ногами вода, и стайки мальков мчатся врассыпную. Юркие тени над песчаным дном. Он бродит в воде, прямо в одежде, а сердце давным-давно суматошно колотится, предчувствуя беду, и не в силах предотвратить ее. Он не может приказать себе вернуться на холм, хотя знает, что сейчас произойдет непоправимое. В каждом сне он изо всех сил борется с собой, умоляет себя переломить что-то очень неподатливое, упрямое, засевшее внутри, он изнемогает от этой борьбы, но ничего не может сделать...
И сразу, без всякого перехода, к небу взлетает огненный вал, и тогда он просыпается.
Он проснулся и, как всегда, потребовалось немало времени,
чтобы успокоить быстро стучащее сердце. Он лежал, не открывая глаз, и вновь повторял то, что было уже повторено тысячу раз, что было его молитвой. "Если бы только во сне взлетал к небу огненный вал! Если бы только во сне... Если бы..."
