– Добрый день, Ольга Марковна! С наступающим Вас!
– Здравствуйте. Благодарю. И вас с наступающим, Максим Леонидович. Присаживайтесь.
«Эх, красивая баба. Жаль, колючая, не подкатишь».
И улыбается как ни в чем не бывало.
– Давайте сразу к делу. Времени мало, – скороговоркой сказала я, стараясь контролировать выражение лица.
«О, и сразу к делу? Хм, закрутил бы я с тобой дело. Может, прямо на этом столе?»
В голове мелькнуло, что так я долго не выдержу, и поэтому я сказала как можно чётче:
– Я вас слушаю.
И тут начались самые странные переговоры в моей жизни. Турецкий принялся излагать концепцию нашего сотрудничества. Он был красноречив, как и положено заместителю директора по развитию. Но его слова, произнесённые вслух, резко диссонировали с мыслями, которые я никоим образом не должна была слышать, но почему-то слышала. Я запуталась.
– Подождите. Я могу ознакомиться с вашим предложением, так сказать, лично?
Он охотно разложил передо мной документы. Я попросила Машу сделать два кофе и стала читать. На первый взгляд предложение выглядело симпатично. В двух словах: хвалебная статья о «Вояджере», как мы и договаривались предварительно, плюс реклама их еженедельных мероприятий. С их стороны – 20-процентная скидка на распространение. Решила, что стоит уломать его хотя бы на тридцать пять процентов.
– Максим Леонидович, а что если вы пойдёте нам навстречу и поднимете скидку до тридцати пяти процентов?
В этот момент (клянусь!) у меня что-то щёлкнуло в голове. Я буквально физически почувствовала, как звуки, извлекаемые мной, проникают в его сознание и обволакивают, словно кисель. Ощущение, скажу вам, не самое приятное – всё равно что вляпаться в вязкую жижу.
– Мы согласны на тридцать пять процентов, – произнёс он немного заторможено. При этом поток его любвеобильных мыслей резко прекратился.
Несколько секунд я тупо смотрела на него, отказываясь верить в это. Но потом…
– А что если мы увеличим скидку до пятидесяти?
– Хорошо.
– То есть, вы согласны?
– Да.
– А как же Борис Ефимович?
– У меня есть доверенность на право первой подписи.
И прямо у меня на глазах он открыл ноутбук и внёс в договор новые условия. Затем распечатал в двух экземплярах с флэшки и тут же подписал, не забыв шлёпнуть печать. Я машинально поставила свою подпись.
– Ещё раз с наступающим Новым годом, Ольга Марковна! И поздравляю с удачной сделкой!
Он улыбался неестественно широко, словно загипнотизированный… Стоп! Выходит, что же? Это я его загипнотизировала? Но так же не бывает?! С другой стороны, как ещё объяснить, что он согласился на эти чудовищные условия? Представляю, что с ним сделает Борис Ефимович, когда узнает! Впрочем, не всё ли равно? Главное, чтобы он не понял, что произошло на самом деле.
Когда машина Турецкого скрылась из виду где-то в конце Благовещенского переулка, приютившего наше офисное здание, я, наконец, очнулась.
– Ольга Марковна, – пресно поинтересовалась Маша, заглядывая в кабинет, – вам ещё что-нибудь нужно?
– Ладно, – весело бросила я, довольная собой, – идите уже домой. С наступающим!
Машина физиономия мгновенно просияла.
– И вас с наступающим, Ольга Марковна! Сейчас…
Она исчезла за дверью и через секунду вернулась с небольшой коробочкой в новогодней обёртке с колокольчиками и шарами.
– Это вам.
– Маша…
– Это костяной фарфор, – тараторила она, разворачивая упаковку, – дядя Слава из Китая привёз. Ручная работа. А я знаю, вы очень любили ту чашку, что разбилась на днях.
– Да, она была мне дорога.
– Вот!
Маша отодвинулась, демонстрируя великолепную работу китайских мастеров. Не то чтобы я была поклонницей фарфора или китайцев, но ту разбитую чашку мне подарила Эмма ещё в детстве. По правде сказать, это был набор – чашка и блюдце с нежной веткой сакуры (или что у них там растет?), а вторая чашка с блюдцем была у Нины. Эмма заказала их какому-то очередному родственнику, который не то ехал в Китай, не то проезжал через Китай. И вот эта самая чашка разбилась на днях, причем совершенно нелепым образом. Я к ней даже не притрагивалась, только протянула руку. А она вдруг треснула и распалась на две половинки.
