- Где мой карабин?
Дмитрий почувствовал, что ни карабина на плече, ни термоса за спиной нет.
- Чего коленкой жмешь, дурак?! Больно же! - Дмитрий пытался стряхнуть с себя ефрейтора, худая, острая коленка которого прижимала его к земле.
Ефрейтор убрал коленку, и Кедрова поставили на ноги, но рук не отпустили.
Кедров оглянулся на двух державших его солдат с нахмуренными, настороженными глазами, на ефрейтора, который, сутулясь, отряхивал свою шинель, на стройного военного в офицерской шинели с двумя кубиками в голубых петлицах.
- Товарищ лейтенант,- обратился Кедров к офицеру. - Что же это получается, почему безобразничают?
- Заткнись! - крикнул в ответ лейтенант, и Кедров успел рассмотреть его крепкие, большие, чуть желтоватые зубы.
«Вот жеребец!» - некстати подумал Кедров, с недоумением глядя в продолговатое, молодое лицо неизвестного офицера. И тут Дмитрий услышал, что офицер заговорил… по-немецки! Он что-то приказал двум державшим Кедрова солдатам, и те проворно скрутили его руки назад.
Дмитрий почувствовал, как холодок побежал от груди его вниз, к ногам, а ноги тотчас же одеревенели. «Так это же фашисты!» - мелькнуло в голове, и Дмитрию показалось, что эта мысль прилетела откуда-то извне и физически ощутимой ворвалась в душу, железными тисками схватила за сердце.
Вдруг Дмитрий услышал, как четкой дробью ляскают его зубы. В памяти неожиданно всплыло украинское село, где побывал он до войны, гнездо аиста на крыше хаты. Белая птица, запрокинув назад голову, точно так же цокотала клювом. Как бы издалека донесся булькающий смех «ефрейтора». По-гусиному вытянув вперед голову на длинной шее, он хохотал над тем, что у Кедрова от страха стучали зубы.
И страх неожиданно прошел. Смех переодетого фашиста точно отпустил тиски, сжимавшие сердце. Страх улетучился, несмотря на то, что Дмитрий со всей отчетливостью понял безвыходность своего положения: он попал в руки пробравшихся к нам в тыл переодетых фашистских разведчиков. Бессильной злобой загорелись его глаза.
«А я-то, дурень,- подумал Кедров,- сразу же разговорился с долговязым, сказал ему, что иду в штаб дивизии, разболтался о письмах!» Ему захотелось закричать сейчас на весь лес, закричать так, чтобы услышали в траншеях роты, на командном пункте. Но услышали не о том, что он, Дмитрий Кедров, попал в беду, а что здесь находится враг, что он рядом и его нужно уничтожить!
Гитлеровец в форме советского летчика-лейтенанта, видимо, догадался о намерении Кедрова. Он угрожающе поднял к его лицу кинжал, а фашистские солдаты проворно заткнули Дмитрию рот полотенцем.
Целый час пробиралась группа фашистских разведчиков сквозь густые лесные заросли, вброд переправлялась через заболоченные ручьи, ведя с собой связанного Дмитрия Кедрова. Остановились на небольшой возвышенности, где земля немного просохла.
Кедрова тотчас же уложили под сосну, связали ему куском бечевки ноги и словно забыли о нем.
Дмитрий повернулся на бок, поджал под себя коленки и притих. Все происходившее казалось ему кошмарным оном. Он слышал, как фашисты о чем-то переговаривались, видел, как «летчик-лейтенант» вытащил из солдатского вещевого мешка два небольших зеленых ящичка, установил их на земле и надел наушники. Над одним из ящичков взметнулась вверх короткая металлическая тросточка-антенна. «Рация»,- догадался Дмитрий.
Рядом запылал небольшой костерчик. Над ним, на перекладинке, установленной на две воткнутые в землю рогульки, повесили котелок с водой, принесенной из ручья, протекавшего невдалеке.
Рация, которую развернул «лейтенант», шипела, попискивала. «Лейтенант» поднес ко рту круглый, черный, похожий на наушник, микрофон и вполголоса начал передавать цифры: «двенадцать восемнадцать, сорок восемь пятьдесят шесть, тридцать ноль девять…»
«По-русски дует, гад,- подумал Дмитрий,- под наших работает, чтоб не засекли».
В это время другие лазутчики молча лежали на куче еловых веток, отдыхали.
«Лейтенант» на минутку затих, что-то торопливо записывая в блокнот. Потом обратился к долговязому «ефрейтору». Тот вскочил на ноги, поежился и подошел к Кедрову. Расстегнул его шинель на груди и начал выгребать из карманов документы. Вот в его руках оказалась красноармейская книжка Кедрова, письмо от отца, вырезка из газеты, в которой рассказывалось о знакомом Дмитрию снайпере. И, наконец, последнее - бережно завернутый в прозрачный целлофан комсомольский билет.
