В первое время на границе мы так были неустроены, так бедны, что у нас в отряде не нашлось для Джека даже будки или какого-нибудь сарайчика. Николаев привязал собаку в конюшне и, улыбаясь, сказал мне:
— Давай, Саша, опекай этого красивого кавалера, готовь к охране границы. Посмотрим, что из него получится. Боюсь, староват он, не восстановит того, что знал когда-то. Но делать нечего. На безрыбье, как говорится, и рак рыба. Действуй!
Я не просто стал опекать Джека, но прямо-таки вцепился в него. Сначала он закапризничал. Николаева сразу признал, а меня держал на расстоянии, как чужого. Будто знал, что я новичок и только поверхностно, не до костей пропитался пограничным духом. На другой день, когда я пришел в конюшню, он облаял меня, скалил зубы. Пришлось терпеливо ухаживать за ним, как и Газоном, приручать к себе с помощью кормежки, четыре дня он держал меня на расстоянии. На пятый позволил вывести себя из конюшни на выгул. На шестой стал с ним заниматься. Плохо Джек работал. Прочно забыл, как идти по следу. Смутно помнил аппортировку, не выполнял простой команды: «ко мне», «лежать», «рядом», «стоять», «ползи», «фас».
Вечером, усталый, опечаленный, пришел я к Николаеву, доложил. Лейтенант усадил меня за стол, угостил вареной картошкой с селедкой, чаем. Я ел вкусный домашний харч, от которого давно отвык, а лейтенант утешал меня.
— Не отчаивайся, Саша. Собака стоит того, чтобы с ней повозиться. Да и нет у нас другого выхода: границе нужен следопыт. И как можно скорее. Отправим тебя завтра в школу вместе с Джеком. Там он быстро восстановит дрессировку.
Долго мы не расставались в ту ночь с лейтенантом. Пили чай и говорили. И все больше о собаках. Слушать нас со стороны, наверное, было не интересно, но мы не скучали, а я — особенно. Раньше Николаев понравился мне как мягкий, доброжелательный человек. Теперь я открыл в нем любителя и друга собак. Все знает о собаках. И умеет рассказывать. Повезло мне. Слушаю его и радуюсь.
Взял он меня за руку и увел далеко-далеко от наших дней, от нашей цветущей земли — в древнекаменный век четвертичной эры. И не блуждает в потемках. Чувствует себя в доисторической эпохе по-свойски, как дома.
— Ни городов, ни деревень, ни дорог, ни железа, ни мостов, ни огня, ни хлеба, ни одежды в то время еще не было. И людей, какие мы теперь, не было. И собак не было. Были дикие животные. Но вот человек нашел способ добывать огонь — сначала веретеном, потом кресалом. И запылал огонь в пещере человека древнекаменной эры. Он и согревал моего предка, и защищал от диких зверей, и сближал его с другим человеком. Первый свой митинг люди провели у костра. Да, Саша, да! Первую радость братства испытали тоже у костра.
Щеки у лейтенанта раскраснелись, будто он и в самом деле сидит у костра. Глаза горят. Слова тоже горячие.
— Прошло время, и человек догадался приручить и своего лютого врага — волка. Сделал его домашним животным. Первым другом человека были не корова, не лошадь, не овца, не курица, не свинья, а собака. Не забывай об этом, Саша. Сорок тысяч лет дружат люди и собаки. Собака предупреждала людей о нападении хищных зверей. Помогала охотиться. Охраняла стада. Таскала тяжести во время перехода с одной кочевки на другую. Впрягалась в сани. Стояла на страже крепостных стен. Облачалась в металлический панцирь с колючим ошейником. Сопровождала египетских стрелков из лука. Нападала на врагов своих друзей и преследовала их. Шла в головной шеренге впереди рабов, впереди свободных бойцов. Охраняла обозы от нападения неприятельской конницы. И даже иногда склоняла чашу весов войны в пользу тех, кому служила. Так случилось во время войны Испании с Францией, в знаменитом сражении под Валенсией. Четыре тысячи собак-бойцов помогли Испании одержать победу.
