Когда-то немало таких прытких ящериц побывало в моих руках, оставив узенькие хвосты. И ящерицы, и бабочки адмиралы, ленточницы, нежно-лимонные подалирии и десятки обыкновенных боярышниц, и жуки-бронзовки, и рогатые жуки-олени, и разные стрекозы, от большого голубого дозорщика-повелителя до маленькой лютки-дриады, — сколько их было мной поймано и с увлечением замучено.
Не найдя ящерицы, Виташа вспомнил, что у меня был дедушка, и удивился этому. Я удивился вслед ему. Неужели у меня был дед, который верил в леших, водяных и домовых, который родился крепостным, стал шахтером и потом механиком? Я изумился некоему чуду, таившемуся в явной близости давно ушедшей жизни. Дед всегда держал огород, и мой отец тоже держал, и я, куда бы меня ни заносило, и в Нарыме, и в Кузбассе, и на донецких шахтах, заводил грядки.
— В Бабушкином ручье тоже водяной? Какой он?
Но не я отвечал мальчику, а дед Григорий:
— Водяной — это лысый старик. Живот у него надутый, лицо пухлое. Он ходит в высокой сетяной шапке, с поясом из водорослей. С левой полы капает вода. В руке зеленый пруток. Ударит им по воде — вода расступается…
Я же говорил другое. Запомни меня, Виташа! Запомни все: и этот день, ящерицу, ручей, водяного… Я был! Я любил тебя.
Мы стали строить плотину из глины, галечника и обломков породы, похожей на алевролит. В обнажениях склона угадывалось древнее морское дно. Эту же глину могли месить когтистые лапы тиранозавра.
— А дядя Денис говорит, что теперь тебя надо женить, — сказал Виташа.
— Он пошутил, — ответил я, раскачивая плоский камень, сидевший глубоко в земле.
Ночью я плохо спал. Шел сильный дождь, тяжелые струи стучали по крыше. Сквозь шум раздавались мерные удары капель об пол: где-то прохудился шифер. Такие ливни порой случаются в наших краях, но этот казался особенным, потому что бог обращался только ко мне. Может, не бог, но кто-то другой, настолько могущественный, перед кем я был одинок и беспомощен. Почему они захотели женить меня? Чем я им мешаю?
Утром было солнечно и сыро. Над огородами курились туманные дымки Пахло мокрой землей. Громко кричали воробьи, и с короткими промежутками стучал дятел. Я вышел за калитку и ужаснулся. Что наделал ливень! Осевший прошлой осенью мостик занесло песком и грязью; вода перехлестнула через него, прорыла через соседский участок овражек и разметала грядки клубники.
Мне стало неловко, ведь мостик был наш. Однако я вспомнил, как Аврора Алексеевна рассказывала, что осенью сторожа через этот мостик завезли на свой участок два самосвала с навозом и что мостик поэтому вдавило в землю. Они были сами виноваты.
Наш огород не пострадал. Грядки смотрели упруго и сочно. Искрились капли на траве. Поблескивали дождевые черви. Лишь голые сучья замерзшей яблони чернели среди живого сада.
Я не заметил, как подошла сторожиха. Она с горестной улыбкой обратилась ко мне, ища сочувствия.
— Вас-то совсем не задело, — сказала она. — Даже ни единого корешка не унесло. А ведь мостик-то ваш виноват.
— Его давно надо отремонтировать.
— Вот видите! Я и говорю, что все из-за вашего мостика… Слабосильный вы хозяин, Виталий Иванович!
Я не спорил, и на этом мы разошлись.
— А что Аврору Алексеевну не приглашаете? — вдруг спросила она, обернувшись.
Я молча развел руками.
— Характерами не сходитесь? — с настойчивым простодушием продолжала сторожиха. — Или Люба боится, что после вас придется наследство делить? Пусть не боится. Аврора Алексеевна очень деликатная женщина. На молодых сейчас нечего надеяться, а она — верная и преданная.
— Мне с богом пора разговаривать, — ответил я. — Напрасно хлопочете.
— Стараюсь, чтоб вам же было лучше.
— Нет, напрасно, честное слово, — повторил я.
— Виталий Иванович, может, вам неловко сделать ей предложение, так я могу от вашего имени.
— Она не в моем вкусе! — отрезал я.
Сторожиха осуждающе покачала головой. По-видимому, моя фанфаронская фраза поразила ее.
Днем меня окликнул сторож. Он возился у размытых грядок Рядом стояли железная тачка с землей и лопата.
— Хороший денек, Виталий Иванович!
Глаза шестидесятилетнего крепкого мужчины. Я не знаю, что таится в них. Он трет ладонью загорелое плечо, улыбается мне:
