— Ну, так чья ты там сотрудница? — спросил он лениво.
— Вам головы оторвут…
— Притормози, — сказал Мазур, углядев кое-что, как нельзя лучше подходившее для декорации к допросу. — Вот что, красивая. Вдумчиво беседовать с тобой некогда, ты мне быстренько скажешь одно: где мои пассажиры? И милиционершу из себя не строй, худо будет…
Она молчала, вздернув подбородок, но глаза бегали, а грудь часто вздымалась, и предательские капли пота вереницей поползли по вискам. Успела взвесить свои шансы и понять, что нет ни одного.
— Ну? — спросил Мазур.
Молчание.
— Зоя Космодемьянская, значит, — сказал Мазур, нехорошо скалясь. — Гоп-стоп, Зоя, кому давала стоя… Ну вот что. У меня нет времени аккуратненько выдергивать тебе ноготки твоими же пассатижами или баловаться с прикуривателем. Результаты будут, но не скоро. Посему слушай. Во-первых, те, кого вы сцапали, мне, в общем-то, не друзья и даже не родственники, поскольку родня — бывшая… Во-вторых, у меня еще есть время вернуться в ваш магазинчик и вдумчиво поработать там. Они еще очухаться не успели, языки будут… А ты посмотри-ка вон туда… Бак видишь?
И показал на ржавую цистерну емкостью тонн в двадцать, громоздившуюся неподалеку. Ухмыльнулся. Она поняла, ее прямо-таки передернуло.
— Сообразила? — спросил Мазур. — Мучить тебя не будем — скинем в бак и укатим навсегда. Тебя тут в жизни искать не догадаются. Если не закроем люк, протянешь недельки две — при полнейшем отсутствии шансов на спасение, оттуда ж не вылезешь, а стука ни одна собака не услышит, кто в эти места заходит? Ну, а если крышку закроем, проживешь ровно столько, пока весь кислород не употребишь. Цистерна, конечно, ржавая, но не настолько, чтобы ты ее головой пробила… Да, а руки, само собой, я тебе развязывать не буду — ну зачем тебе там развязанные руки, какая разница? Вон лесенка, взобраться можно…
Распахнул дверцу, ухватил белокурую за ворот и головой вперед выдернул из машины, как редиску с грядки. Подхватил на лету и поволок к цистерне. С каждым шагом цистерна нависала над ними, повеяло удушливым запахом солярки.
— Тебе везет, — сказал Мазур. — На дне, похоже, жижа осталась, так что задохнешься и вовсе быстро…
Она отчаянно барахталась. Мазур усмирил ее одним легким тычком в нужное место, с помощью подоспевшего Михася поволок, обмякшую, наверх по узенькой железной лестнице. Лестничка скрипела, слегка шаталась, но не обрушилась. Они взобрались на крохотную железную площадку. Мазур с натугой отвалил крышку и побыстрее отпрянул — изнутри шибануло такой угарной волной, что желудок чуть не выскочил через горло. На дне и в самом деле должна оставаться солярка.
Пленницу повалили животом на горловину люка, так, чтобы голова свесилась внутрь. Она моментально пришла в себя, изо всех сил задергалась — впустую, конечно, потом ее шумно стошнило вниз и она захлебнулась воющим криком. С ухмылочкой Мазур определил, что кончились и игра, и упорство — все, хрустнула девочка, как сухое печенье…
Поднял ее, повалил на площадку, присел над ней на корточки:
— Ну, сука! Некогда тебя обхаживать по всем правилам! Где они? Или скину к херам!
Всмотрелся, рывком поднял на колени, а сам торопливо отодвинулся — ее снова стало тошнить. Процесс пошел. Дождавшись его конца, не давая опомниться, Мазур налег вновь:
— Ну, где они, блядь такая?
— Сво…
Мазур залепил ей пощечину:
— Сама ты сволочь! Ну?
— Да нет… — прошептала она, делая отчаянные гримасы. — Это про улицу… Свободная, сорок пять, квартира четырнадцать…
— Еще одна ваша хаза?
— А-га…
— Сколько там ваших козлов?
— Т-три… или четыре…
— Все, — Мазур рывком вздернул ее на ноги.
— Вали вниз. Сейчас быстренько поедем в гости, и смотри у меня, начнешь дергаться — словишь первую пулю, это я тебе гарантирую…
…Перед тем как покинуть развалины завода, пленницу немного привели в порядок — пожертвовав собственными носовыми платками и тряпками из багажника, кое-как обтерли физиономию и одежду от блевотины и ржавчины. Но все равно вид у нее был несколько предосудительный — разгульная особа, пару суток безвылазно пробухавшая в каком-нибудь сарае, где извозилась до полной потери товарного вида. Ручаться можно, именно так и подумали две бабки, торчавшие на лавочке у подъезда, когда Мазур, двигаясь вдоль стеночки, вел свою пленницу к двери. Он якобы нежно и заботливо обхватил ее левой рукой, прижимая к себе, чтобы не выкинула какой-нибудь номер, а накинутая ей на плечи ее же собственная куртка никак не давала увидеть, что руки схвачены ремнем за спиной. Если особенно не приглядываться, ничего и не заметишь — небрезгливый мужик подцепил где-то более-менее приглядную бичиху и волокет домой для немедленного употребления. Чтобы закрепить эту версию, Мазур громко сказал, работая на бабулек:
