И Александр Борисович, который полагался на Дениса как на самого себя, вкратце описал и для него общую картину последних событий с той лишь целью, чтобы и он мог принять участие в разговоре. Был, так сказать, в теме. И этот шаг оказался неожиданно правильным. Потому что когда прозвучало имя убитого «законника» Нестерова, Грязнов-младший с ходу насторожил уши. А когда речь зашла о более широкой картине, в которой расстрел джипа на Бережковской набережной оказался лишь одним из эпизодов, Денис попросил слова. Вежливо и ненавязчиво. Ему разрешили — и дядь Слава, и дядь Саня. Даже и не предполагая, что услышат в ответ.
Рассказ Дениса был как тот знаменитый рояль в кустах, придуманный лет сорок назад молодыми тогда насмешниками Аркановым и Гориным, но и по сей день остающийся символом поразительного, почти идиотского везения. Надо же, мол, только подумал, а он уже тут, рояль этот, вон, в кустах стоит, садись да исполняй Баха зачумленным беготней прохожим...
Не далее как вчера в пустынное помещение частного охранного предприятия «Глория», что находится буквально в квартале от знаменитых Сандуновских бань, вошла взволнованная пожилая женщина.
В связи с вышеупомянутым летом и отсутствием срочных розыскных работ в помещении агентства было только двое: его директор, то есть Денис Андреевич, и дежурный сотрудник — просто на всякий случай — Филипп Кузьмич Агеев. Денис совершенствовал свои знания в философии арийцев ведийского периода, испытывая особую тягу к тому древнему времени, когда только занималась заря духовной жизни человечества...
Тут внимательно слушавший племянника Вячеслав Иванович слегка поморщился и сделал характерный жест рукой, который можно было бы перевести на обычный язык, как: «Ты давай дальше, не зацикливайся...»
А Филя Агеев не очень успешно разгадывал кроссворд в молодежной газете и по поводу каждого слова, которое не мог отгадать, кричал из холла в директорский кабинет. Ну, к примеру: «Доктор в рассказе Чехова из пяти букв! Нету, нету, нету, нету, че!» На что Денис, морщась и неохотно отрываясь от толстой книги видного индийского философа Сарвепалли Радхакришнана, кричал в холл: «Ионыч!» И про себя добавлял: «Пора бы и знать...» И довольный Филипп констатировал: «Все верно! Я кино про него видал, с Анатолием Папановым... А ты смотрел?» Денис громко вздыхал — эдакий рык со стоном, и Филя торопливо добавлял: «Ладно, ладно, не буду... А ценный мех? Раз, два... ух, е-о! Девять букв!»
И в этот напряженный момент вошла дама. Несмотря на приличную уличную жару, она была в темной шляпке с вуалеткой, опущенной на лицо, и в темных же кружевных перчатках до локтей. Все остальное на ней было тоже длинное и темное — это с ходу отметил опытный взгляд сыщика Агеева. И еще —то ли необычность одеяния, то ли какой-то легкий неизвестный запах, исходивший от одежды женщины, подсказали ему, что она явно не москвичка. Но что в таком случае привело ее в «Глорию»?
Дело в том, что она вошла и огляделась не так, как это делают люди, забредшие, как говорится, по ошибке, нет, она прекрасно знала, куда пришла. Поэтому и к Филе обратилась вежливо, но с заметным нажимом:
— Я надеюсь, господин директор Денис Андреевич может меня принять? — и важным, уверенным жестом протянула визитную карточку.
Филя вскочил, сделал короткий полупоклон и прочитал на визитке, тонко пахнущей духами: сверху — «Санкт- Петербург, Академическая капелла им. М. И. Глинки», в середине — крупно: «Власьева Алевтина Константиновна», чуть ниже — «концертмейстер», а в самом низу — мелкими буквами — адрес: «СПб., наб. р. Мойки, 20». Все понятно: представительница высокого искусства. Но кой черт ее занес в «Глорию»? Какая нужда?
И вдруг осенило! Вот же, неразгаданное слово! Где оно? Ударный инструмент симфонического оркестра! И всего восемь букв! Наверняка же знает! Или не надо? Неловко? А с другой стороны, она же по делу, если знает, как зовут Грязнова-младшего? И Филя решился, спросил-таки.
— Колокола, молодой человек, — не задумываясь, ответила Алевтина Константиновна. —Так могу ли я?..
