А может, не выдумывать проблем, а спросить напрямик? Что ж она, девочка? Не понимает, что происходит рядом с ней?
— Я тебе не говорил, что Светлана в Москве не исчезла, ее похитили? — спросил как можно спокойно, но Дарья вскинулась. Даже села, уставившись на него, и Владимир, почувствовав неудобство от своего не соответствующего затронутой теме внешнего вида, прикрылся краем простыни.
— Что ж ты все молчал? А я-то подумала... Кто похитил, известно? Когда это случилось?
— На днях, а что?
— Скажи точно, это очень важно, — продолжала настаивать Дарья, и глаза ее при этом странно сверкнули.
Владимир мысленно просчитал дни и назвал число. Даша задумалась, но буквально на одну минуту.
— Ия тебе скажу. Это сделал он, Максим. Он говорил: на денек отъеду, дело одно важное закончу и вернусь. Тогда поговорим, как жить дальше... Господи, а я-то подумала, какая уж с ним-то жизнь?! Кошмар полуночный... Мало того что сам грубый и неотесанный, так еще и вредный. Сделает больно и улыбается, удовольствие испытывает, если кто на его глазах мучается до слез. А то вдруг совсем как нормальный, даже и не верится, что подобное вообще могло быть.
— Он — параноик, это — точный диагноз. Убивая, испытывает наслаждение.
— Мама моя... — прошептала Даша и зябко поежилась. — Я поняла теперь... Знаешь, у него был вид зверя, только что напившегося горячей крови. Сытый будто, но страшный. Так это значит, что и я?.. И меня — тоже?
— Ты за себя больше не беспокойся. Только слушайся и какое-то время не проявляй самостоятельности. Нам бы только поймать его. А уж с его шавками, с бандитами, как-нибудь справимся, разделаемся. Это я тебе твердо могу обещать. Только бы знать, где эта сволочь прячется... Мы уж его и за границей искали, и в Москве. Пока все мимо.
— За границей его нет, там мать его проживает. В Дюссельдорфе, он говорил. А сам он?.. А если я скажу, ты со своими сыщиками меня к нему в сообщники не зачислите?
— Да ты что, Дашуня?! — искренне возмутился Владимир. — Да мы все за тебя ему пасть порвем! Ты что?!
— Ну вы — ему или он — вам, — рассудительно и печально заметила Даша, — это надо еще посмотреть. Но только и я не уверена, что он в одном месте прячется. Несколько у него квартир. Я на двух у него была.
Еще одну он Светке снимал, но — тайно, не любил афишировать свою заботу... Ох, чую, убьет он меня, зря я все это придумала...
Но Поремский был готов уже вскочить, одеваться и мчаться к Гоголеву — за немедленной помощью. Чтобы, не откладывая дела в долгий ящик, высылать опергруппы по названным Дашей адресам, блокировать все входы и выходы, а если гад окажет вооруженное сопротивление, стрелять безо всякой жалости.
Это его настроение Дарья, видно, и почувствовала. Ну да, пусти гончую по следу, она все забудет и умчится, бросив хозяина. Или того, кто отстегнул поводок. Но слово было уже сказано, и это она тоже прекрасно понимала, а видя его глаза, загоревшиеся охотничьим азартом, осознала, что и она сама сейчас для него лишь повод догнать и... отличиться. И он уже не отстанет, пока она не назовет адресов.
Но Даша ошиблась. Узнав то, что ему требовалось, и записав три адреса, Владимир посмотрел на часы и удовлетворенно отметил, что времени для любви у них еще оставалось навалом. Так вот прямо и сказал ей: «Время для любви». Она даже не поверила. А как же азарт погони?
— Дашенька, детка! — рассмеялся он. — Ну кто, сама подумай, станет в начале четвертого гоняться за бандитами? Спят же все. И сладкие сны видят. Да и нам с тобой сейчас выходить на улицу совсем не с руки. Бандитский же город! Сами пугаете приезжих.
— Это кто ж тебе такое сказал? — В Даше взыграл сварливый патриотизм.
— Те, кто их ловят. А ты успокойся, давай и мы с тобой приляжем, обнимемся, ты Немного поспишь у меня вот здесь, — он пошлепал себя ладонью по левой стороне груди, — а то ведь за всю ночь так и не сомкнула глаз. С другой стороны, никто ж нас не заставлял, не насиловал — все сами, верно? А когда настанет утро, я позвоню куда следует, потом мы решим вопрос твоей безопасности, ну а уж потом займутся делом те люди, которым это положено по штату. Самодеятельность в нашей работе исключается полностью. А воспринимается только художественная. А теперь иди сюда, обними меня, коленку-то приподними, вот так, сюда... Ох, Дашка, ну до чего ж ты, зараза, сладкая, черт меня побери!