Славянские мифы. От Велеса и Мокоши до птицы Сирин и Ивана Купалы - страница 45

Наконец, в XVI веке появляется то представление о крокодиле, из которого родилась известная фраза «крокодиловы слезы». Как сообщает «Азбуковник»:

Завершают эту поистине феерическую галерею крокодиловых портретов две иллюстрации. На лубочной картинке изображен крокодил – такой, каким его представлял русский человек. А на миниатюре Лицевого свода XVI века – нет, не крокодил. Это дракон, в которого обратился египетский жрец, желая соблазнить македонскую царицу Олимпиаду и зачать Александра. Так что зоологически верное изображение крокодила никак не соотносили с тем животным, которого называли «лютый зверь коркодел».

Но кто же тогда нападал на Псков и что видел Горсей?

С Горсеем проще. Исполинская туша, длиной не менее двух метров, лежащая на берегу, которую он называл не просто «крокодилом», а «крокодило-змеем» (crocodileserpent), источавшая смертоносное зловоние, если вспороть ей брюхо, была, скорее всего… сомом. Сом в XVI веке не водился западнее Польши, поэтому англичанин прежде не видел таких монстров. Основная пища сома – падаль (хотя он может сожрать и живое существо, включая человека), поэтому зловоние при вскрытии брюха вполне объяснимо. Двухметровый сом – редкость в наше время, но не тогда: сохранились свидетельства, что сомы могли достигать пяти метров в длину.

И кстати, если непременно надо найти того «зверя» в реке, которому приносили жертвы, – не мог ли и это быть сом?

Теперь о бедствии Пскова. Эта история очень похожа на рассказ о том, как Полоцк пережил нашествие навий. По счастью, Рыбаков и криптозоологи не верят в неупокоенных мертвецов, поэтому давно признано, что это жуткое описание – метафора совершенно реальной эпидемии чумы. Не мог ли и Псков оказаться жертвой какой-то реальной болезни?

Мог. И это была лихорадка коркодия, она же коркота. В 1842 году Шимкевич отмечал в своем «Корнеслове русского языка», что «В старину вмѣсто корчь писали коркота (Арханг. Лѣт. 100) и коркотная болѣзнь». Не «лютые крокодилы», а «лютая коркодия», одна из самых страшных лихорадок, вызываемая спорыньей. Спорынья (род грибов) поражает пшеницу и особенно рожь, отделить ее от зерен при традиционной обработке зерна практически невозможно, а это значит, что вплоть до развития технологий в ХХ веке спорынью употребляли в пищу постоянно. Помимо самых разных проблем, включая судороги («злые корчи»), она вызывает психические расстройства, галлюцинации, страхи и т. д. Как галлюциноген она слабее известного наркотика ЛСД (в его состав входит лизергиновая кислота, получаемая из алкалоидов спорыньи), но для здоровья значительно опаснее.

Сестры-лихорадки. Крайняя справа в верхнем ряду – коркодия. Лубок XVII в. Иллюстрация из книги «История русской литературы». М.: Тов-во И. Д. Сытина. 1908.

Кажется, в нашей охоте на «древнерусского крокодила» мы погнались за одним монстром, а поймали двух: заодно объяснили и нашествие навий на Полоцк. Чума была реальной, а видения копыт незримых лошадей, на которых разъезжали навьи, могли быть вызваны спорыньей, действие которой тем сильнее, чем ослабленнее организм. Более того, такие болезни активнее развиваются в сырую погоду – не отсюда ли упоминание реки в истории псковских коркоделов?

Добавим, что текст Первой псковской летописи в основном сохранился в списках XVII века, и описка переписчика, заменившего «коркодию» на «коркодила», неудивительна. Как пример взаимопревращений этих двух слов показательна судьба «Крокодильского монастыря» – совершенно реального села, расположенного неподалеку от подмосковного Клина; оно принадлежало когда-то князю Федору Коркодинову и именовалось в разное время так: «Спас-Крокодильный», «Спас-Крокодим», «Спас-Кородил» и просто «Крокодильское». (Кстати, нам не удалось найти никаких упоминаний о монастыре, и, похоже, этот монастырь – такая же химера, как превращение лихорадки в стадо рептилий.)

Но каких существ видел (и видел ли сам или доверился рассказам) Герберштейн? Этот вопрос ждет своего исследователя. Одно ясно: это точно были не крокодилы.