Поэтому я должен сейчас сделать вам одно заявление. Кетлин Лейнтон не будет казнена. Вследствие того, что мы очень мало знаем о слэнах, она будет оставлена в живых для тщательного изучения. Я лично намерен со всей решимостью пользоваться ее присутствием здесь для того, чтобы понаблюдать за развитием слэна и его взрослением. Я это уже начал проводить и должен сказать, что сделал уже громадное количество наблюдений по этому вопросу.
Джон Петти все еще был на ногах.
— Не пытайтесь заставить меня молчать, — огрызнулся он. — Вы зашли слишком далеко. Следующий шаг, который вы сделаете, — это передача слэнам целого материка, на котором они могли бы делать свои сверхъизобретения, о которых мы столько слышали, но никогда не видели. Что же касается Кетлин Лейнтон, то, клянусь небом, вам ее удастся оставить в живых только через мой труп. Женщины-слэны наиболее опасны из всех. Они — производительницы потомства, и они знают свое дело, черт их побери!
Во второй раз Кетлин почувствовала в своем разуме настойчивый вопрос Кира Грея: «Сколько из присутствующих на моей стороне? Покажи на пальцах.»
Она в изумлении взглянула на него, и затем ее разум погрузился в поток эмоций и мыслей, исходивших из присутствующих. Разобраться во всем этом переплетении мыслей было очень трудно, и, кроме того, ее разум был несколько потрясен, столкнувшись с той правдой, которую она находила в их мозгах. Она почему-то раньше была уверена, что все, кто был здесь постарше, остались верны своему вождю. На самом же деле это было не так. В их сознании был страх, растущее убеждение, что дни Кира Грея сочтены и что лучше переметнуться на сторону молодой, более сильной группировки.
В конце концов она со страхом подняла три пальца. Три из десяти были за Грея, четверо настроены решительно против него, и трое пока колебались.
Она не могла передать ему две эти последние цифры, потому что его ум больше ничего не спрашивал. Его внимание было сосредоточено на ее трех пальцах, глаза чуть-чуть расширились, слегка встревожившись. На какое-то мгновение ей показалось, что в его мыслях появилось некоторое беспокойство. Затем спокойствие охватило его разум, и к нему возвратилось полнейшее самообадание. Он восседал в своем кресле, как статуя из камня, холодная, суровая и беспощадная.
Она не могла отвести взгляда от диктатора.
Ей пришло на ум, что это загнанный в угол человек, заставивший работать свой мозг в полную силу в надежде отыскать в своем опыте приемы, которые позволили бы предотвратить надвигающееся поражение. Она изо всех сил пыталась проникнуть в этот мозг, но железная хватка, с которой он держал свои мысли, создавала непреодолимый барьер между ними.
Но в тех мыслях, которые все-таки подымались на поверхность этого разума, были сомнения, чувство неопределенности, но страха в них не было — он просто колебался, что ему следует предпринять, что он может сделать при следующем шаге. Казалось, что он не ожидал кризиса таких размеров, он не ждал, что появится такая оппозиция, не думал, что возникла такая затаенная ненависть к нему, которая только и ждала случая, чтобы свергнуть его и уничтожить.
Ее размышления прервал голос Джона Петти:
— Полагаю, что нам следует сейчас проголосовать по этому поводу!
Кир Грей разразился смехом, глубоким, долгим, циничным смехом, который заканчивался на удивительно добродушной ноте.
— Значит, сейчас вы хотите поставить на голосование вопрос, наличие которого, как вы сказали всего лишь какой-то миг назад, я не мог доказать! Естественно, я отказываюсь взывать к рассудительности присутствующих здесь. Время логики прошло, раз уши были глухи к ней раньше. Только ради занесения в протокол я скажу, что требование голосования в такое время подразумевает признание вины, несет в себе высокомерную уверенность в том, что результат, без сомнения, был известен заранее, так как имеется поддержка пяти, а может быть, и более членов Совета. Разрешите мне открыть еще одну из моих карт. Я знал об этом мятеже уже некоторое время и успел подготовиться к нему.
— Еще что! — засмеялся Петти. — Вы просто блефуете. Я следил за каждым вашим шагом. Когда мы впервые организовали этот совет, мы боялись возможности, что один человек будет зависеть от голосов других, и не забудьте, что предпринятые еще тогда меры предосторожности еще в силе. У каждого из нас есть своя личная армия. Мои собственные телохранители находятся снаружи, патрулируя по коридору. Такие же телохранители есть у каждого члена Совета, готовые по первому же слову своего господина вцепиться друг другу в глотку. Мы практически готовы издать соответствующий приказ, а там, что бог пожелает!
