Я постелил себе тут же, на полу, тем скудным, что у меня еще осталось от белья и одеял. И сразу же лег, пожелав спокойного утреннего сна квартиранткам поневоле.
Честно говоря, совершая все эти благодеяния, я искренне надеялся на скорый и крепкий сон всех четверых.
Но ожидания мои были обмануты самым катастрофическим образом: я успел задремать (за что впоследствии не раз проклинал свою нелестную силу воли), когда горячие влажные губы начали неторопливо и со знанием дела по мне прохаживаться, начиная с подбородка и вырываясь на раздолье волосатой груди.
Между делом, пока губы будили спящее тело, руки Ирины (разумеется, это была она) не дремали: они продолжали раздевать меня. Я попытался укоризненно взглянуть насильнице в глаза, но тут горячая, прямо пылающая жаром страсти рука крепко ухватилась за искомое сокровище, Ирочка радостно охнула, и тут же ее губы устремились вниз, к источнику наслаждения.
Откровенно говоря, я не особо размышлял – мне, как видите, просто не оставляли никакого выбора; я устремился в бой, и к ласкам Ирины добавились мои собственные. Она закрыла глаза и застонала, когда я посадил ее, куда следовало, наклонилась к моему лицу и стала целовать теперь уже его. Я отвечал на поцелуи, и скоро разгоряченное тело сторицей отблагодарило меня за предоставленные для наслаждения возможности.
Скажу честно – давно я не хаживал по таким райским садам.
Но рай для меня превратился в ад, как только Ира уснула, вернувшись из ванной, и там оказался я.
Обернувшись на скрип двери, я, стоящий в чем мать родила, как на привидение уставился на совершенно голую Катечку, немного сонную, но откровенно готовую к новым боевым действиям.
…Она была более умелой и не такой торопливой, как спортивная Ирочка, и в какой-то момент я просто отдался на волю страстям, позабыв обо всем.
– Ах ты… Мареев!.. – приглушенно воскликнула она, выгибаясь назад, мягкостью бедер вжимаясь в мою плоть, охватывая ее все плотнее и плотнее, раскрывая себя все глубже и глубже. – Ах… как мне хорошо…
– Тоже… – простонал я, удвоив усилия…
– …Вся твоя… – шептала она…
– Спокойной ночи, Мареев, – сказала Катя, облизнув сухие губы, стирая ладонью пот с лица. – Давай мойся… ты сегодня еще напляшешься.
– За что? – Я, в общем-то, не слишком переигрывал, изображая комический ужас: слабость накатила объемно и тяжело.
– А спасать не надо было, – улыбнулась моя Катя, погладила опавшего дружка и вышла, усмехнувшись на прощание.
Я вспомнил ее глаза, изгибающуюся шею, губы, тянущиеся к моим губам… и усмехнулся в ответ на ее усмешку. Вот ты какая, жесткая сверху Катечка… хотя наверняка это всего лишь профессионализм. Так сказать, высокий класс.
Похоже, заискрился огонек тревоги, девицы всерьез решили отблагодарить меня за свое спасение, причем все сразу, хотя и по очереди.
Вспомнилась присказка одной из них: «В карты не везет, повезет в любви»… Мог ли я предполагать, что так повезет?
Впрочем, сейчас я занимался не только и не столько сексом, а главное – усыплением безнравственных девиц, открывающим мне великую дорогу – к недремлющему и способному оценить по достоинству мои подвиги Приятелю!
…Маша скользнула в проем двери, когда я отмокал в горячей ванной, напрочь позабыв о контрастном душе и надлежащей силе воли. Я открыл глаза на легкий шорох, да так и застыл с улыбкой на губах. Несколько мгновений я не сомневался, что рядом со мной – самая красивая и желанная изо всех женщин мира – стройная, тонкая, с высокой грудью, одним видом обещающая райское наслаждение.
Это был полный reset – я обхватил ее руками и затащил к себе в ванную.
Я верил в ее стоны и судороги горячего тела, я отчаянно желал иметь ее постоянно, всегда.
– Не спи, Валера, – сказала она, тихонько гладя мое уставшее тело. – Ты просто великолепен. Я всегда говорила, что лучше холостяков на свете нет мужчин.
– Лесть гнусна, – ответил я гнусавыми словами классика, закрывая глаза и бессильно раскидываясь на софе.
– Мы еще не кончились, – не переставая гладить, объяснила Машенька. – А вот и Марина.
– Я больше не смогу. У меня не встанет. Я уже сплю.
