— При чем тут я? А ты не знал, с кем имеешь дело? Мы же хотели сделать приятное боссу. А он чего-то совсем загрустил. Кто мог предположить такое?
— А теперь сидеть и ждать, когда кончат или измордуют? Все, Киря, никаких дел я с тобой не имею.
— У меня к тебе просьба.
— Нет! — крикнул Петренко.
Орехов невольно усмехнулся. Показалось, что за этим испуганным «нет» последует знаменитая фраза Лелика: «На энто я пойтить не могу!»
— Да послушай ты, черт побери. К фирме это не имеет никакого отношения.
Когда Петренко понял, о чем идет речь и какая просьба у Орехова, его «нет» стало менее решительным и минут через десять превратилось в «да». Закончив разговор, Орехов довольно усмехнулся и пошел в спальню. Несмотря на теплынь за окном, постель его сегодня была невероятно холодной.
— Ты не спишь? — спросила Лана. — Боря, какие черви тебя гложут, а? Скажи, а то я тоже не могу уснуть.
— Спи, Ланка…
— Нет, Боря, скажи! Я хочу все знать.
— Зачем тебе это?
— Надо! Я говорила вчера с людьми, очень важными, им понравился мой проект, найдут спонсора. И о тебе сказала. Ты должен завтра позвонить Орехову и заявить прямым текстом, что если с твоими близкими или с тобой хоть что-то случится — он так просто не отделается!
— Спасибо, Лана, даже не верится, что у меня такая классная жена… вдруг появилась.
— Да и у меня настоящий муж только недавно появился, если честно говорить. После длительного отсутствия. И то по моей инициативе.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло… Так?
— Выходит, что так. Ну так чего ты опасаешься?
— Всего, Ланка. Волчонок затеял какую-то игру, но ведь не сегодня-завтра сам окажется не у дел и бросит меня. Хорошо, если просто бросит, а ведь может и подставить. Ирку подставил, приказал приехать, ты бы видела ее морду! Как у зомби, а это секретарша босса. Мог бы и уважать девчонку.
— Ты с ней спал?
— А ты со своими светскими говнюками?
— Ладно, проехали. Так что?
— Бандиты могут попытаться отомстить. Игошева и его дуру-жену они вряд ли найдут, а меня знают и адрес дачи и квартиру могут вычислить. Но самое главное — Орехов. Ты знаешь, как он относится к нам.
— Знаю.
— Вряд ли простит такое. Станет хозяином фирмы — и на что мне надеяться? В лучшем случае — откажет в поставках. В худшем — подставит так, что лет пять как минимум схлопочу за незаконный сбыт… Ну ты знаешь, сейчас с этим строго. Промежуток между лучшим и худшим… ну, суди сама, знаешь о его возможностях. Ты можешь всерьез пожалеть о том, что связалась с мелким бизнесменом, была бы сейчас хозяйкой фирмы…
— Я ни о чем не жалею, Боря! — сказала Лана.
Она прижалась губами к его губам, целовала долго, страстно, правая рука скользнула по его груди, ниже, еще ниже, совершила несколько вращательных движений, а потом пальцы обхватили то, что хотели, и — вверх-вниз, вверх-вниз.
— Ты сумасшедшая баба, Ланка… — пробормотал Романчук.
Он осторожно обхватил ее за ягодицы и перевалил на себя. Лана застонала, судорожно дергая бедрами, а он крепко сжал их, не забывая ласкать ее в самых сокровенных местах. В последнее время особенно хотелось снова увидеть и почувствовать свою женщину и понять, что ей это нравится, судя по участившимся стонам, по резкому движению бедер… Чем глубже он проникал в нее пальцами, тем страстнее были ее губы, они уже не отрывались от его губ. А бедра просто неистовствовали! Они хотели его все сильнее и сильнее… Господи! Какая женщина его жена!
Раньше, когда все кончалось, он в лучшем случае гладил ее по щеке, отворачивался и засыпал. Теперь же еще долго двигал бедрами, хотя знал, что она кончила, и целовал ее шею, губы, груди, щеки, нежно и ласково, словно убаюкивал.
— Борь, ты обязательно позвони завтра… уже сегодня Орехову и все скажи. А я еще раз поговорю с нужными людьми, журналистами, чтобы взяли это дело на контроль.
— Ланка, да ну их на хрен, дела. Ты такая…
Ему вдруг стало страшно, впервые по-настоящему страшно. Такие люди ненавидят его! Не считая бандитов… А Волчонок… да он кого угодно сдаст, если ему это выгодно будет. Раньше были опасения, теперь же — самый настоящий страх. Кончат его или подставят — как она будет без него? Пропадет ведь в этом страшном и жестоком мире. И будет с другим мужиком делать то же самое… Но вряд ли кто будет так любить ее, как он. Было время — ревновал, злился, изменял, но ведь и она была… А теперь все изменилось. Теперь он хотел быть только со своей женой и понимал — она тоже хочет быть только с ним. А эта идиллия скоро может прерваться… По вине чужих, злобных и жестоких, сил.
