Господи, как все это страшно! Получается, она живет в доме убийцы? А что еще остается делать…
Ира выключила телевизор, уткнулась лицом в подушку и заплакала. Славка не позвонил, его убили, значит, все знают о том, что случилось на Акульем острове. И с ней могут поступить так же, как с виновницей…
Что-то подсказывало ей — так не поступят. Но легче от этого не становилось, и она плакала, уткнувшись лицом в подушку.
На сером экране компьютерного монитора теснились черные цифры. Борис Романчук неплохо освоил бухгалтерскую программу и теперь просчитывал на компьютере возможные потери при той или иной ситуации. Оно, конечно, лучше обойтись без потерь, но если не удастся, нужно знать, как минимизировать их.
Окно в комнате было открыто, плотный, горячий, липкий воздух заплывал с улицы. Похоже, дело идет к дождю, вон, как парит, и небо сплошь темно-серое. Ну так скорей бы начался, хоть чуток свежее бы стало. Капли пота текли по голой груди Романчука, поросшей рыжими волосами. Душно… И окно не закроешь, еще хуже будет, кондиционер он установил только в спальне, чтобы не потеть и не мерзнуть, чувствовать себя комфортно при любой погоде, это ж спальня. Потом планировал сделать то же самое у детей, но все не получалось, «звонкое» имя популярной критикессы Ланы требовало постоянной подпитки, дабы не стало «глухим», ну и приходилось…
Правда, вчера вечером она сильно удивила его. Во-первых, потому, что не стала требовать денег и упрекать его, во-вторых, сказала, что немного уже заработала и готова отдать эти деньги ему, все, сколько есть. И в-третьих… Ну, это было самое приятное. Черт побери, да с такой женой он бы даже и на Ирку не смотрел, не говоря уже о своих продавщицах. Давно уже не чувствовал себя так хорошо в собственной спальне. Мысль, еще вчера днем казавшаяся идиотской — жить с одной только женщиной, — ночью обрела реальные очертания. Потому как а зачем другие, если Лана минувшей ночью была лучше всех остальных, вместе взятых?
Вполне законный вопрос.
Но самое главное — когда это случилось. В период сложностей, проблем и возможных перемен отнюдь не в лучшую сторону. И раньше случались такие ситуации, правда, не совсем такие, все же Богданов доверял ему и даже помогал, но было, было… Так Лана злилась, устраивала истерики, орала, что он не достоин ее, знаменитой критикессы, что она задыхается, живя с «дебильным аптекарем». Как будто «дебильный аптекарь» не оплачивал ее знаменитость! Он терпел ради детей, но поставил на жене крест как на женщине. Она мать, ну вот и пусть будет, а наслаждение можно получить с другими женщинами. И получал его, где только можно было.
Оказывается, не только мать его детей, друг, который подставил плечо, но еще и обалденная любовница.
Как поется в песне: «Ну вот теперь сиди и думай…». Что это было, очередной каприз знаменитой критикессы или согласие с тем, что дом, семья держатся исключительно на его деньгах, как и ее знаменитость, или… вдруг поняла, что любит его и не хочет потерять?
Так сразу и не скажешь…
Романчук поддернул тренировочные штаны — прилипли к вспотевшим ногам. Ну и духота… Он встал поздно, в половине одиннадцатого, когда Лана уже отправила детей в школу, принял душ, позавтракал овсяной кашей с клубникой (жена приготовила, постаралась) и отправился в свою небольшую, семиметровую комнату работать. Да что-то не очень работалось. Духота и всякие разные мысли…
Лана вошла в комнату, остановилась у стола, внимательно глядя ему в глаза. В белом брючном костюме она смотрелась просто замечательно.
— Боря, дебет с кредитом не сходится?
— У меня есть бухгалтер, плачу ей неплохо, но… хочу понять, что да как будет в том или ином случае.
Она наклонилась, порывисто поцеловала его в губы.
— Мне с тобой было очень хорошо, милый мой бухгалтер.
— Мне тоже. Ты сумасшедшая баба, Ланка. Я даже…
— Что?
— Честно? И не мечтал уже об этом.
— Мечтай, Боря, мечтать никогда не вредно.
— Понял.
Он обнял ее за талию, еще раз прижался губами к ее чуть припухшим губам.
— Мне нужно на телевидение, потом в журнал, но буду тебе звонить постоянно и сообщать о своих передвижениях.
