— Хорошо, — сказал Петя и стал медленно снимать пальто. — Ты делаешь нас предателями, и вся ответственность за это падает на твою голову. Вот. Ты будешь мать предателей.
Теперь его голос дрожал от горечи, но он всё равно не плакал.
Кто знает, может быть, в сердце Натальи Яковлевны что-нибудь и дрогнуло после этих Петиных слов, но она ещё строже заявила, что они не будут гулять одни, не будут гулять во дворе. Она сама будет ходить гулять с ними. И вообще — хватит! Она считает разговор оконченным и уходит.
Леонид Львович лежал на спине, вытянув поверх одеяла сухие руки с давно нестриженными ногтями, и болезненно морщился. Шум и крики раздражали его. Потом он услышал щелчок задвижки — братьев заперли, и за Натальей Яковлевной хлопнула дверь на лестницу. После этого всё смолкло. Квартиру затопила тишина — густая и плотная, как осенняя вода. Леониду Львовичу почему-то пришло в голову, что в такой тишине, наверное, лежат утонувшие пароходы…
— Петь, давай дверь выломаем, а?
— Дурак ты. Вот что.
— А если в форточку?
— Малявка ты. Четвёртый этаж!
Наступила пауза.
— Теперь здесь нас все презирать будут, — задумчиво сказал за стеной Петя.
— И колотить будут, — еле слышно отозвался Митя.
Леонид Львович понял, что встаёт, когда его костлявые большие ступни коснулись пола. Левую руку он крепко прижал к сердцу, будто хотел его удержать. Правой рукой неловко накинул на плечи одеяло. Потом немного постоял, закрыв глаза, перевёл дыхание и двинулся из комнаты.
Хаямина вылезла из-под кровати и, стуча хвостом по всему, что попадалось на пути, пошла за ним.
Первым услышал шорох у двери Митя. Он тыльной стороной ладони вытер слёзы, дёрнул за руку Петю и уставился на дверь.
Задвижка щёлкнула, и дверь приоткрылась. Волосы у братьев встали дыбом — таким белым было лицо Леонида Львовича.
— Идите, — прохрипел он. — Идите. И будьте… всегда…
— Спасибо, деда Лёня! — заорал Петька, не слушая дальше.
— Спасибо, деда Лёня! — донеслось ещё раз, уже с площадки лестницы.
Хаямина сделала несколько быстрых шагов за мальчишками, но остановилась, обернулась на Леонида Львовича и виновато вильнула хвостом.
Квартиру опять заполнила тишина, но братья, конечно, не закрыли двери, и морозный сквозняк доносил с улицы приглушённые гудки машин и дальний перезвон трамваев.
1957