– Здравствуйте, Дмитрий Васильевич, – эхом откликнулась девушка, продолжая смотреть в окно.
Совпадение отчества девушки и имени утреннего гостя, да, собственно, и тон, с которым они поздоровались, несколько насторожили Стаса, а точнее – дали повод для размышлений.
Правда, раздумывать долго не пришлось. Дальнейший диалог все расставил по своим местам.
– Как спалось, дочка? – все так же бесцветно спросил Дмитрий Васильевич.
– Прекрасно, папа, – доложила Анна. – Я давно так крепко не спала.
– И чем же эта крепость обусловлена? – недоуменно поднял брови утренний гость.
– Вероятнее всего, ощущением безопасности, – безмятежно доложила девушка.
– То есть дома, под охраной моих людей ты чувствуешь себя тревожно?
– Я чувствую себя дурой, которую оберегают, как китайскую вазу эпохи Цинь, непонятно от кого и зачем, – парировала Анна. – Сдувают с меня пыль и не подпускают никого на расстояние ближе километра. А здесь до меня никому дела нет: хочешь, спи, хочешь, гуляй… Это, папа, кстати, называется свободой.
– Позволь мне судить, от кого и как тебя оберегать, – хмуро заметил Дмитрий Васильевич. – И свобода – вещь очень даже относительная.
– Относительно тебя, надо полагать. Ты определяешь, как мне жить и с кем дружить, – насупила брови девушка.
– Об этом мы с тобой поговорим дома, – обрезал суровый папаша, – здесь слишком много посторонних.
– Отчего же? – делано изумилась Анна. – Мне твои церберы роднее всех родных. С утра до ночи вокруг меня вьются, как пчелки вокруг куста цветущего жасмина. Только в туалете от них и можно спастись. Так сказать, уединиться…
– Я сказал, продолжим беседу дома, – сквозь зубы процедил Дмитрий Васильевич. – У меня мало времени.
– Кто бы сомневался, – фыркнула Анна. – На дочь времени, как всегда, не хватает!
Она осеклась под тяжелым взглядом отца и замолчала, отвернувшись к окну.
– Продолжим разговор дома, – повторил Дмитрий Васильевич. – А сейчас я хочу побеседовать с этим молодцом, твоим спасителем от назойливого внимания тирана отца.
Станислав внимательно наблюдал за пикировкой отца с дочерью. Его губы изредка кривила полуулыбка-полуусмешка. Расслышав последние слова седовласого, он подтянулся, приняв стойку «смирно» и изображая всем своим видом готовность к разговору. Дмитрий Васильевич исподлобья оглядел Гордеева.
– Вы знаете, кто я такой? – после недолгой паузы глухим голосом обратился он к молодому человеку.
– Никак нет. Не имею чести быть представленным вашему высокопревосходительству, – по-уставному отчеканил Стас. – Хотя лицо знакомо… Вы, господин хороший, в лейб-гвардии Павловском полку не служили?
– Не паясничайте, капитан, и отвечайте на мои вопросы, – сверкнул из-под густых бровей глазами Дмитрий Васильевич. – Это в ваших же интересах.
– Даже так? – улыбнулся Гордеев. – С детства не могу понять, почему все вокруг знают, что мне интересно, а что нет, и один я остаюсь в неведении. Сначала родители, потом школьные учителя, преподаватели в училище, командиры – все, кроме меня, а теперь еще и вы, – рассказывали и указывали, что нужно бедному Стасику.
– Мне повторить вопрос? – вперился жестким взглядом в лицо Гордеева седовласый.
– Я уже ответил на него, – сухо произнес Стас. – Мы друг другу не представлены, но лицо ваше мне знакомо. Имя и отчество я узнал из вашего разговора с дочерью несколько минут назад.
– Пусть будет так, – уклончиво согласился Дмитрий Васильевич. – Может, моя фамилия вам что-нибудь скажет: Анчар!
– Уже теплее, – удивленно поднял брови Гордеев. – Вы, случайно, не тот генерал-лейтенант Анчар, который не дал случиться резне в Белом доме, а потом и сам стал депутатом Государственной думы?
– Именно тот Анчар, – небрежно кивнул в ответ Дмитрий Васильевич. – Правда, было это давно и обросло дремучими слухами.
Станиславу была известна история осады Белого дома, в котором забаррикадировался мятежный Ельцину Верховный Совет.
Только чудо, а точнее – воля и настойчивость генерал-лейтенанта Анчара и еще пары трезвых голов остановили отряд специального назначения «Альфа», который «младореформаторы» в августе девяносто третьего года пытались бросить на штурм. Какое бы море крови пролилось, если бы «решительные» задумки людей, разбирающихся в боевых действиях, как свинья в апельсинах, осуществились, можно было только предполагать. Через два года по той же преступной бездумности и некомпетентности в Чечне людей не пожалели и крови не испугались. Не нашлось второго Анчара, чтобы их остановить.
