Каждую ночь и каждый день немцы обстреливают Ленинград из дальнобойных орудий. Вчера, проезжая в темноте через Кировский мост, видел на Васильевском острове череду вспышек — разрывы снарядов. А на южной стороне темное, туманное небо озарялось огромным заревом пожара, и на юго-восточной стороне, на окраине города, полыхало второе зарево.
Всю ночь стекла окон вздрагивали от ожесточенной, почти непрерывной канонады. Что именно происходило там, где нашим войскам надо через торфяные болота пробиться к высотам Синявина и ко Мге, не знаю, но интенсивность стрельбы была слишком уж напряженной и потому тревожащей.
Зато вот уже с неделю нет воздушных налетов на Ленинград, нет и тревог. Из статьи о противовоздушной обороне Ленинграда мне известно, что, начиная с 8 сентября (когда немцы совершили первую массированную бомбежку города), только зенитной артиллерией уничтожено больше ста вражеских самолетов. Но сейчас причина «воздушного затишья» над городом — и погода, дождливая, промозглая, туманная, мешающая действиям авиации, и, главное, очевидно, то, что немецкие самолеты в массе своей перекинуты на Московский (Западный) фронт. Там сейчас решается судьба ближайшего будущего. Там — центр событий последних дней.
В «Известиях» за последние дни — сообщения об отчаянном натиске немцев и об их крупных потерях: 12 октября они потеряли 90 танков и 12000 человек, на следующий день — еще 6000 человек и 64 танка, 14 октября — 13 000 солдат и офицеров. Бои идут грандиозные. Но Информбюро сообщило, что с ночи на 15 октября «положение на Западном направлении ухудшилось», на следующий день — что «немецко-фашистские войска продолжали вводить в бой новые части» и что «обе стороны несут тяжелые потери», а с 20 октября Москва объявлена на осадном положении: немцы в сотне километров от столицы и рвутся к ней на можайском и малоярославецком направлениях.
Что еще знаю я о Москве? Знаю, что как два месяца назад — Ленинград, так теперь, «стальной щетиною сверкая», на врага встала вся Москва. На фронт выходят дивизии народного ополчения, рабочие батальоны, сотни тысяч людей создают у самой Москвы рубежи. Огромная сила рабочих московских заводов вооружается, преисполненная решимости отстоять родную столицу, дышит ненавистью к врагу.
Знаю также, что среди обывателей в последние дни была растерянность и потоки эвакуирующихся (многие — в явной панике) хлынули из Москвы по всем направлениям. Знаю, что теперь эта растерянность уже улеглась, но что наступление немцев на Москву продолжается и наши войска пока не в силах его задержать.
Возьмут ли Москву немцы?.. Не какие-либо логические доводы, а скорее всего интуиция, подсознательное ощущение ближайшего будущего, говорит мне, что гитлеровские армии Москвы не возьмут: подкатившись к ней еще ближе, может быть вплотную, замрут на ее рубежах, перейдут к обороне, окопаются, застынут на зиму в окопах…
Вот, думается, всё произойдет так!
Но уже без всяких «думается», не дав ни разу, никогда омрачить себя даже мимолетной тени сомнения, а безусловно, как непреложную, ясную истину, предвижу исход войны: полное крушение Германии, уничтожение ее панически бегущих из России армий, крах всей чудовищной авантюры, затеянной на полях моей Родины Гитлером. Так будет. Я знаю это наверняка. Я убежден в этом беспредельно. И мне хочется посмотреть на это, дожить до этого дня… Я живу в Ленинграде и, если понадобится, выполню мой долг до конца. Но, конечно, погибнуть, не увидев, как наши войска вступают в Берлин, как они диктуют свою волю разбитым врагам, — обидно… И всё же, когда умирают миллионы здоровых, полнокровных людей, за то же священное дело будь готов умереть и ты. Всякое иное рассуждение — удел шкурников, предателей и трусов.
29 октября
Девять вечера. Вот и воздушная тревога! Сегодня она продолжалась примерно час и недавно окончилась. Ее и следовало ожидать: день был солнечный, а вечер лунный. Бросали бомбы, дом вздрагивал, грохали зенитки.
Другое дело — вчера. Вчерашней тревоги никто не ждал. В половине седьмого вечера я вышел из Союза писателей после заседания Правления, одного из немногих за время войны. Я не член Правления, но сейчас не до формальностей, если меня приглашают, если могу быть полезным.
