— Мы должны вернуться домой, — тихо сказала Орелия, — ты же прекрасно понимаешь, как нам трудно будет объяснить, почему мы задержались допоздна… Пожалуйста, поторопись!
— О боже, боже! — с притворным возмущением воскликнула Кэролайн. — Как же трудно существовать на свете под постоянным надзором Совести!
— Извини, — виновато пробурчала Орелия, — но, Кэролайн, будь разумна!
— Но почему же быть разумной всегда так неприятно? — надувшись, возразила ей Кэролайн.
К Орелии подошел посол и поднес ее руку к губам:
— Вы правы, мисс Стэнион, и простите мне мое безответственное поведение, но в раю часов не считают, а именно там я побывал сегодня вечером.
Граф Карлос накинул на плечи Орелии плащ, посол укутал в накидку Кэролайн, не отрывая от нее влюбленного взгляда. После бесконечных, как показалось Орелии, промедлений и чересчур пышных, витиеватых комплиментов они наконец сели в посольский экипаж и покатили в Райд Хауз. Пробормотав «Как же все было чудесно!..», Кэролайн уютно устроилась в своем углу и закрыла глаза, но Орелия огрызнулась, ибо терпение ее лопнуло:
— Ради всего святого! Постарайся создать впечатление, что тебе смертельно скучно! Если ты приедешь в Райд Хауз с выражением блаженства на лице, то никто не поверит, будто это я — объект страстного увлечения итальянского дипломата…
— Ну как же ты ко мне все время придираешься! — пожаловалась Кэролайн. — Прямо второй Дариус!
Однако, вступая в холл Райд Хауза, она попыталась принять вид серьезной, озабоченной особы. В холле никто их не ждал, и Орелия с облегчением выдохнула. Обошлось!
— Ее светлость удалилась на покой, — доложил им дворецкий, — а его сиятельство уехал вскоре после обеда и еще не возвратился.
Орелия радостно улыбнулась, но Кэролайн, когда они поднялись наверх, не преминула ее упрекнуть:
— Негодная! Ты вынудила меня уехать слишком рано! Я могла бы задержаться там еще почти на час! Целый час в объятиях такого незабываемого мужчины! Ты меня совсем не понимаешь…
— Но разве можно так рисковать? Как бы мы объяснили свое опоздание, если бы герцогиня и его сиятельство нас дожидались? Ты только представь себе эту картину!
— Ну, я бы что-нибудь придумала! — легкомысленно отмахнулась от нее Кэролайн. — И в следующий раз, запомни, я тебя ни за что не послушаюсь! — Сердитая, она прошла к себе в спальню и плотно закрыла за собой дверь.
На следующий день с утра Орелия и Кэролайн в сопровождении герцогини поехали в парк — в Лондоне это уже стало своего рода традицией и ритуалом: надо было предстать перед обществом, надо было сделать так, чтобы о тебе говорили, надо было самим получить повод для обсуждения полученных впечатлений дома или с особенно близкими тебе родственниками или приятельницами.
Они взяли ландо с открытым верхом, так что множество знакомых, кого они встретили по дороге, могли получить богатую пищу для разговоров о нарядах двух молодых красавиц и одной бывшей, блиставшей в светских гостиных не одно десятилетие назад, и о впряженных в их экипаж породистых лошадях — подарке маркиза бабушке, которая уже успела сообщить о нем кое-кому, а новости разлетаются в высшем обществе молниеносно, так что объектом внимания в это утро в парке была исключительно троица дам и две везущие их изящные тонконогие лошадки с пышными гривами.
В Райд Хауз дамы вернулись к ланчу. Оказалось, что на ланч приглашены несколько видных политиков.
— Это, наверное, твое влияние, Кэролайн? — узнав о необычных для этого дома гостях, немедленно обратила герцогиня вопрос к будущей родственнице. — Ведь Дариус никогда, по-моему, не питал ни малейшего интереса к политике.
— Ну, что вы! — стараясь сохранять уважительный тон, воскликнула Кэролайн. — Все эти споры между вигами и тори… Это такая скука! Я знаю только, что виги представляют интересы промышленников и торговцев, а тори — интересы земельной аристократии. И какие-то между тори и вигами есть религиозные разногласия, хоть те и другие ратуют за англиканскую церковь, но, кажется, тори тяготеют при этом к католицизму, за что виги их критикуют… И, кроме того, я никогда не могу запомнить, кто в какой партии состоит, и всегда попадаю в неловкое положение.