— Неужели… совсем не было?.. — У Орелии сжалось сердце.
— Моя мать умерла при моем появлении на свет, и отец никогда не мог простить мне, что я послужил, так сказать, орудием ее смерти. Он сильно любил ее и не смог принять этот удар… Мою сестру взяла к себе на воспитание тетушка, сестра матери, и, надеюсь, ей было там хорошо — все эти годы мы почти не общались, во всяком случае, душу друг другу не открывали… А меня воспитали здесь, в Райд Хаузе, бабушка, мать моего отца.
— Ваш отец не любил вас?
— Думаю, не просто не любил, а тяготился мной, но не мог от меня отказаться, я же был все-таки его наследником, и он имел намерение воспитать меня как должно, то есть в большой строгости. Мне теперь кажется, что мы с ним виделись только тогда, когда меня надо было как-либо наказать!
— Но, возможно, был еще кто-то, кто вас любил? Например, няня?
— У моего отца был неуправляемый нрав, и с годами этот недостаток все углублялся, вот почему он вымещал свое раздражение на мне, своем сыне, и слугах. Меня, к сожалению, нельзя было уволить, как их, так что я оставался в доме, но слуги менялись, как времена года.
В голосе маркиза звучала такая горечь, что Орелия живо представила себе: вот он, ребенком, привязывается всем сердцем к одной нянюшке, потом — к другой, но их безжалостно увольняют, заставляя детское сердце мучиться и страдать…
— Думаю, что все единственные дети или дети, которые воспитываются отдельно от своих братьев и сестер, — одиноки, — продолжил маркиз, и Орелии показалось, что разговаривает он сам с собой. — Однако я очень рано понял, что меня заботит не столько мое одиночество, сколько то, что меня не замечают. Я, Орелия, хотел самоутвердиться и поступал в соответствии с этим желанием, хотя меня и наказывали за то, что я стремился обратить на себя внимание взрослых, которые меня игнорировали.
Орелия посмотрела на него и в первый раз увидела его не важным, влиятельным человеком, объектом сплетен и разговоров, зависти и коварства, а таким, каким он был в детстве: лишенным любви и внимания маленьким мальчиком, бродящим по огромному дому, никому не нужным, нежеланным, о потребностях которого, за исключением самых материальных, никто не заботился, а дом наполняли слуги, ненавидящие своего хозяина.
— А когда вы поступили в школу, там вам не стало лучше?
— Лучше?.. Пожалуй, что так. К тому времени я уже твердо усвоил то, чему научился дома. Оказавшись в Итоне, я вскоре обнаружил, что агрессивность и мятежные чувства всегда привлекают к тебе других недовольных, и всегда находится кто-нибудь еще более униженный, несчастный и подавленный, чем ты сам, всегда готовый следовать за тобой.
«Вот поэтому-то он неизбежно, — решила Орелия, — жаждал внимания, которого был лишен в первые двенадцать лет жизни и, подобно Руперту, мог тоже попасть в дурную компанию. Но как мало было у него общего с мальчиками, знавшими тепло домашнего круга, чувствовавшими на себе любовь матери, которые считали дни до каникул…»
— А где вы проводили каникулы? — спросила она.
— Здесь. Или же у приятелей. Я приглашал нескольких своих друзей погостить в Райд Хаузе, вскоре узнав еще в Итоне, а потом и в Оксфорде, что всегда найдутся желающие пригласить сына богатого аристократа с большими возможностями к себе — в надежде воспользоваться ответным гостеприимством. И я действовал согласно этим неписаным правилам.
Немного помолчав, маркиз рассмеялся:
— Ну надо же! Какая вы! Вы так подкупили меня интересом к моему детству, что я невольно растаял и рассказал вам историю всей моей жизни! Ну что ж, теперь, когда вы ее знаете, каков будет ваш приговор? По-вашему, я сам себя выставил на поругание?
— Совсем нет, но теперь я понимаю очень многое, чего не понимала раньше.
— И все это из-за нескольких фраз? Подозреваю, Орелия, что вы просто знахарь, а вовсе не истинный врачеватель.
— Но я никогда и не претендовала на что-либо в этом роде, хотя все же иногда помогала другим.
— И мне помочь сможете?
Орелия внимательно на него посмотрела и опустила глаза:
— Не думаю, милорд, что вы нуждаетесь в моей помощи. Вы достаточно умны, чтобы знать, в чем причина вашего недовольства собой и окружающими.