Скромный герой - страница 80
В тот вечер после ужина дон Ригоберто спросил Фончито, сильно ли он устал.
— Я не устал, папа. А почему ты спрашиваешь?
— Я бы хотел поговорить, если ты не против.
— Ну, если это не про Эдильберто Торреса, то я с удовольствием, — ответил Фончито с хитрецой. — Я больше его не встречал, так что успокойся.
— Обещаю, наш разговор будет не о нем. — Ригоберто, как в детстве, сложил пальцы крестиком, поцеловал и поклялся: — Богом клянусь.
— Не упоминай имени Господа всуе, я ведь верующая, — напомнила донья Лукреция. — Идите в кабинет. Я скажу Хустиниане, она принесет вам мороженое туда.
Пока они ложечка за ложечкой смаковали мороженое из лукумы, Ригоберто исподтишка подглядывал за сыном. Фончито сидел нога на ногу, ел медленно и казался погруженным в свои мысли. Да, это уже не мальчик. Когда он начал бриться? Кожа у него была исцарапанная, волосы разлохматились. Фончито мало занимался спортом, но выглядел как спортсмен: у него было стройное тело атлета. Настоящий красавец, девчонки должны по такому с ума сходить. Все так говорят. Однако сам Фончито, похоже, не интересовался подобными пустяками, его больше занимали галлюцинации и религиозные проблемы. Хорошо это или плохо? Хотел бы он, чтобы сын его рос нормальным ребенком? «Нормальным?» — спросил себя Ригоберто и представил, как Фончито говорит на обезьяньем сленге, глотая слоги, как затягивается косячком, нюхает кокаин или закидывается таблетками экстези в дискотеке на сотом километре Панамериканы, — именно так ведет себя золотая молодежь Лимы. По спине Ригоберто пробежали мурашки. В тысячу раз предпочтительнее, чтобы мальчик видел призраков или даже самого дьявола и писал эссе о природе зла.
— Я прочел твои записи о свободе и зле, — приступил к разговору Ригоберто. — Тетрадь лежала на твоем столе, и меня разобрало любопытство. Надеюсь, ты не будешь сердиться. Честно скажу, твоя работа меня сильно удивила. Она очень хорошо написана, и мысли в ней высказаны такие личные. Это по какому предмету задали?
— По словесности. — Фончито и не думал обижаться. — Профессор Итурриага задал нам сочинение на свободную тему. Но только это пока черновик. Мне еще нужно кое-что поправить.
— Я удивился, потому что не думал, что тебя настолько интересует религия.
— Моя работа показалась тебе религиозной? — переспросил Фончито. — По мне, так она скорее философская. Впрочем, не знаю, философия и религия всегда смешиваются. А ты, папа, никогда религией не интересовался?
— Я учился в «Реколете», а там преподавали священники. Потом — в Католическом университете. Я даже был какое-то время в руководстве «Католического действия», вместе с Пепином О’Донованом. Разумеется, в юности религия меня интересовала. Но однажды я утратил веру, и это было навсегда. Полагаю, что я утратил веру, как только начал думать. Верующему много думать не подобает.
— Так, значит, ты атеист. Ты веришь, что ни до, ни после этой жизни ничего не существует. Это ведь и означает быть атеистом?
— Мы сейчас уходим в темные глубины, — предупредил дон Ригоберто. — Я не атеист, атеист — он тоже верующий. Он верит, что Бога нет, разве не так? Я, лучше сказать, агностик, если нужно хоть как-то меня называть. Человек, который объявляет о своей растерянности, который не способен поверить, что Бог существует или что Бога не существует.