— А еще точнее, мы просим помочь не нам, а папе, дядя Ригоберто. Другу всей твоей жизни, человеку, который был для тебя старшим братом. А еще ты поможешь сам себе и сумеешь выбраться из этой идиотской заварухи, в которую и сам влез, и нас затащил. Тебе понятно?
— Откровенно говоря, нет, племянничек. Мне понятно лишь одно: вы сильно раздражены. — Ригоберто отчитывал близнецов спокойно, приветливо, с улыбкой. — А поскольку вы все время говорите на два голоса, у меня, признаюсь, уже голова пошла кругом. Я не могу уразуметь, о чем идет речь. Почему бы вам не успокоиться и не объяснить толком, чего вы от меня хотите.
Что же, близнецы поверили, что выиграли партию? Неужели они так и подумали? В общем, они сразу же умерили свой пыл. Теперь они смотрели на Ригоберто с улыбкой, кивали и обменивались довольными заговорщицкими взглядами.
— Да-да, прости нас, мы немножко погорячились, — извинился Мики. — Ты ведь знаешь, мы тебя очень любим, дядюшка.
«А ведь уши у него не меньше моих, — заметил Ригоберто. — Только у него как будто крыльями машут, а у меня — нет».
— И главное, прости, что мы повысили на тебя голос, — продолжил извинения Эскобита, беспорядочно молотя воздух, словно неугомонная обезьянка. — Но поскольку все идет так, как идет, то ничего не попишешь, ты должен нас понять. Сумасбродства этого старого психа и нас с братом вконец задергали.
— А вообще-то, все очень просто, — взялся объяснять Мики. — Мы отлично понимаем, что, поскольку наш папа — твой начальник в страховой компании, ты не мог отказаться подписать ту бумагу. И бедняга Нарсисо — то же самое. Судья, конечно, примет это во внимание. Это послужит смягчающим обстоятельством. Вам ничего не будет. Адвокаты гарантируют.
«В его устах слово „адвокат“ превращается в волшебную палочку», — подумал Ригоберто, наслаждаясь происходящим.
— Вы заблуждаетесь: и я, и Нарсисо согласились быть свидетелями на свадьбе вашего отца не потому, что мы его подчиненные, — вежливо поправил Ригоберто. — Я поступил так потому, что Исмаэль не только мой начальник, но и друг всей моей жизни. Нарсисо тоже согласился из великого уважения, с которым всегда относился к вашему отцу.
— Ну так вот, ты оказал другу всей твоей жизни дурную услугу! — Эскобита снова был охвачен гневом, теперь лицо его пылало, как будто он неожиданно получил солнечный удар, темные глаза метали молнии. — Старик не понимал, что делает. Он уже давным-давно рехнулся. Он давным-давно не знает, кто он таков, где находится и что вытворяет. Позволил себя завлечь этой говенной чоли, с которой он, будем так говорить, снюхался.
«Снюхался?» — возмутился дон Ригоберто. Наверное, это самое безобразное слово в испанском языке. Вонючее, волосатое слово.
— Ты что же, полагаешь, что мой папа, который всегда был настоящим кабальеро, мог бы, находясь в здравом уме, жениться на служанке, которая в довершение всего лет на сорок его моложе? — заговорил Мики. Рот его при этом широко распахивался, обнажая огромные зубы.
— Ты можешь в такое поверить? — Глаза у Эскобиты покраснели, голосок срывался на визг. — Это попросту невозможно; ты человек умный и образованный, так что не обманывай себя и не пытайся обмануть нас. Нам ведь палец в рот не клади, и к тебе это тоже относится.
— Если бы мне показалось, что Исмаэль не в здравом уме и не в твердой памяти, я бы не согласился стать его свидетелем, племянник. Прошу вас, дайте мне наконец сказать. Я понимаю, вы сейчас очень взбаламучены. Разумеется, это к делу не относится. Но вы должны сильно постараться и принять вещи, как они есть. Все обстоит не так, как вам кажется. Меня тоже сильно удивила женитьба Исмаэля. Именно так, не меньше всех остальных. Однако Исмаэль прекрасно сознавал, что делает, в этом я совершенно убежден. Он принял решение жениться вполне обдуманно, с абсолютным пониманием того, что он собирается сделать. И сознавая все последствия.
Ригоберто видел, как от его слов лица братьев Каррера наполняются яростью и негодованием.
— Надеюсь, ты не осмелишься повторить весь этот вздор в присутствии судьи. — Эскобита порывисто вскочил с кресла и сделал шаг вперед. Лицо его больше не багровело — он побледнел и весь трясся.
