— Ну конечно, я знаю, что ваш разговор в Пьюре тебя полностью убедил, — улыбнулся Ригоберто. — А если она тебе все наврала, Лукреция?
— Она рассказала мне правду, — заявила его супруга не терпящим возражений тоном. — Я готова обе руки положить в огонь за то, что она рассказала мне все как было, ничего не прибавив, ни о чем не умолчав. У меня на этот счет безошибочный нюх.
— Я тебе просто не верю. Правда ли все было так?
— Правда, — смущенно опустила глаза Армида. — Он никогда на меня так не смотрел, за все время не отпустил ни одного комплимента. Даже тех любезностей, которые хозяева просто так говорят своим служанкам. Всем святым вам клянусь, сеньора Лукреция!
— Сколько раз я должна повторять, чтобы услышать от тебя «ты», Армида? — пожурила ее Лукреция. — Мне трудно поверить твоим словам. Ты действительно никогда прежде не замечала, что хоть немного нравишься Исмаэлю?
— Всем святым вам клянусь! — Армида поцеловала сложенные крестиком пальцы. — Никогда и никогда, и пусть Господь предаст меня вечной муке, если я лгу. Никогда. Никогда. Вот почему я чуть не упала в обморок от его слов. Ну что вы такое говорите? Вы что, с ума спятили, дон Исмаэль? Или это я схожу с ума? Да что же такое происходит?
— Ни ты, ни я не сошли с ума, — с улыбкой ответил сеньор Каррера, обращаясь к ней с неожиданной любезностью, но так и не сделав шагу навстречу. — Ты прекрасно слышала, что я сказал. И повторяю снова: хочешь стать моей женой? Я говорю абсолютно серьезно. Я уже слишком стар для ухаживаний, для этих старомодных влюбленностей. Я предлагаю тебе нежность и уважение. И убежден, что потом придет и любовь. Моя к тебе и твоя — ко мне.
— Он сказал, что чувствует себя одиноким, что я кажусь ему доброй и знаю его привычки: что ему нравится, что не нравится, и к тому же он уверен, что я смогу оказать ему нужный уход. У меня голова закружилась, сеньора Лукреция. Я не могла поверить своим ушам. Но как я вам рассказываю, так все оно и было. Неожиданно и без обиняков, вдруг да и сразу. Вот она, вся правда, клянусь вам.
— Я прямо-таки поражена, Армида. — Лукреция с изумлением взирала на вдову дона Исмаэля. — Однако, в конце концов, почему бы и нет? Исмаэль сказал тебе сущую правду. Он чувствовал себя одиноким, нуждался в близком человеке, а ты знала его лучше, чем кто-либо другой. И ты вот так сразу и согласилась?
— Мне не нужен немедленный ответ, Армида, — прибавил сеньор Исмаэль, так и не подойдя ближе, не пытаясь взять за руку или приобнять. — Подумай. Я настроен вполне серьезно. Мы поженимся, а на медовый месяц уедем в Европу. Я постараюсь, чтобы ты была счастлива. Обдумай, пожалуйста, мое предложение.
— А у меня, сеньорита Лукреция, ухажер имелся. Панчито, хороший парень. Работал в муниципалитете Линсе, в канцелярии. Мне пришлось с ним порвать. Честно говоря, я долго не раздумывала. Мне казалось, я попала в сказку о Золушке. Но я до самых последних дней сомневалась в серьезности намерений сеньора Карреры. Но он говорил абсолютно серьезно, вы ведь знаете, что было потом.
— Мне очень неловко задавать тебе этот вопрос, Армида. — Лукреция понизила голос. — Но я не могу сдержаться, меня снедает любопытство. Ты хочешь сказать, что до свадьбы между вами ничего не было?
Армида рассмеялась, прикрыв рот ладонью.
— После того как я приняла его предложение — было, — призналась она, покраснев. — Конечно было. Сеньор Исмаэль, несмотря на возраст, до сих пор оставался мужчиной в полном смысле этого слова.
Лукреция тоже рассмеялась:
— Подробностей мне не нужно, Армида. — Она обняла вдову. — Какие же потешные вещи происходят на свете! Мне, конечно, очень жаль, что Исмаэль умер.
— Мне до сих пор не верится, что гиены лишились своих клыков, — сказал Ригоберто. — Что они окончательно присмирели.
— Я тоже не верю: они не поднимают скандала, потому что готовят какую-нибудь новую пакость, — согласилась Лукреция. — Доктор Арнильяс тебе объяснил суть их договора с Армидой?
Ригоберто покачал головой.
— Да я и не спрашивал, — пожал он плечами. — Но сейчас они определенно присмирели. В ином случае они не отказались бы ото всех своих исков. Армида наверняка выплатила солидную сумму, чтобы их приручить. А может быть, и нет. Возможно, эта пара недоумков наконец убедилась, что если они и дальше будут лезть на рожон, то до старости не увидят ни единого сентаво из наследства Исмаэля. Честно говоря, меня это совершенно не интересует. Я вообще не хочу говорить об этих стервецах весь месяц, Лукреция. Пускай в эти четыре недели все будет чисто, красиво, мило и только будоражит воображение. Гиенам здесь совсем не место.
