Бедный китаец Лау. Они никогда не были настоящими друзьями. Потому что для дружбы нужна возможность общаться, а Лау так и не выучил испанский, хотя почти все понимал. Но говорил он все-таки на странном подобии языка, и три четверти смысла в его речах приходилось угадывать. Точно так же изъяснялась и китаяночка, которая жила вместе с ним и помогала в лавке. Она, кажется, понимала, чего хотят покупатели, но редко осмеливалась обменяться с ними хоть словом, сознавая, что ее испанская речь — это полная бессмыслица, которую она сама понимает даже хуже, чем другие. Фелисито долгое время полагал, что эти двое — муж и жена, пока однажды, когда они уже сблизились на почве цигуна, Лау не объяснил, что на самом деле они просто брат и сестра.
Бакалейная лавка Лау находилась на самой границе тогдашней Пьюры, где возле Чипе город смыкался с песками. Беднее этой лавчонки и придумать было невозможно: лачуга из бревен рожкового дерева, крытая жестью, разделенная на две части — одна для магазина, с прилавком и самодельными полками, другая — где брат с сестрой жили, питались и спали. У них имелись курицы, козочки, какое-то время они даже держали свинью, но ее украли. Выживали они за счет водителей грузовиков, проезжавших в Сульяну или в Пайту и останавливавшихся, чтобы купить сигарет, лимонада, печенья или чтобы выпить пивка. Фелисито тогда жил неподалеку, в пансионе, который держала одна вдова, — до переезда в «Рожок» оставалось еще несколько лет. Первый раз, когда он подошел к лавочке китайца (утро только начиналось), он увидел Лау, распростертого на песке в одних только штанах, заголившего худосочный торс, занятого этими странными упражнениями в замедленной съемке. Фелисито стало любопытно, он задал вопрос, и китаец на своем карикатурном языке попробовал объяснить, что это такое — медленные движения рук и ног, неподвижность статуи, закрытые глаза и даже задержка дыхания. С тех пор, когда выдавалось свободное время, шофер забегал в лавку побеседовать с хозяином — если только можно назвать беседой объяснение с помощью жестов и гримас, которые дополняли слова и вместо непонимания вызывали общий смех.
Почему Лау и его сестра не общались с другими китайцами из Пьюры? Ведь в городе их было предостаточно: владельцы закусочных, кабачков и магазинов — некоторые из них вполне преуспели в своем бизнесе. Может быть, именно потому, что они занимали гораздо более высокое положение и не желали равнять себя с этим беднягой, который жил как дикарь, никогда не менял рваных засаленных штанов, а две свои рубашонки обычно носил нараспашку, сверкая костлявой грудью. Сестра его тоже была похожа на скелет — безмолвный, но при этом очень деятельный: именно она кормила животных, покупала воду и продукты в соседних лавочках. Фелисито так никогда и не узнал об их прежней жизни, как и почему они приехали в Пьюру из своей далекой страны и почему, в отличие от городских китайцев, они не смогли разбогатеть и жили так убого.
Основным средством общения между Лау и Фелисито сделался цигун. Поначалу шофер повторял движения китайца как бы играя, однако Лау не хотел переводить серьезное дело в шутку, он заставлял Фелисито прикладывать усилия и вскоре сделался его учителем — терпеливым, доброжелательным, понимающим; он сопровождал каждое движение, каждую позу малопонятными объяснениями на странном языке. И вот мало-помалу водитель заразился примером Лау и начал упражняться не только когда приходил в магазинчик, но и в пансионе вдовы, и в придорожных мотелях во время дальних рейсов. И ему начало нравиться это занятие. Оно помогало. Успокаивало, когда Фелисито нервничал, и придавало энергии, чтобы справиться со всеми трудностями грядущего дня. Цигун помог ему обрести центр.
Однажды ночью вдовица из пансиона разбудила Фелисито и объявила, что прибежала полоумная китаянка из магазинчика Лау, она что-то вопит, но никто не может разобрать, что именно. Фелисито выскочил навстречу ей в одних кальсонах. Растрепанная сестра Лау махала руками, показывала на бакалейную лавку и истерически завывала. Фелисито бросился вслед за нею и увидел голого Лау, который корчился от боли на циновке; его страшно лихорадило. Личной победой Фелисито было вызвать «скорую помощь», которая отвезла китайца в ближайший травмпункт. Но дежурный санитар сказал, что Лау следует перевезти в госпиталь, что здесь лечат только легкие повреждения, а случай с китайцем представляется серьезным. Около получаса занял вызов такси, которое отвезло Лау в реанимацию Рабочего госпиталя, где бакалейщика сбросили на скамейку до следующего утра, потому что свободных коек не было. Утром, когда наконец явился врач, Лау был уже в агонии. Через несколько часов он умер. Расплатиться за похороны было некому — Фелисито зарабатывал ровно столько, чтобы не помереть с голоду, — и китайца сбросили в общую яму, предварительно выписав свидетельство, что причиной его смерти явилось желудочное отравление.
