— Мабель? — Святоша еще шире распахнула свои полубезумные глаза. — Твоя подружка? Сама?
Фелисито кивнул. Стакан уже опустел, но он как будто этого не замечал, время от времени подносил ко рту, его губы и горло двигались так, как будто он сделал очередной глоток.
— Она сама, Аделаида. — Коммерсант помотал головой. — Сама Мабель. До сих пор не могу поверить.
Это был хороший полицейский, исполнительный и четкий. Работа ему нравилась, и он до сих пор отказывался брать взятки. Однако в ту ночь он сильно устал, он уже четырнадцать часов ходил за сеньорой по городу и стоял перед домом, так что стоило полицейскому присесть в темном уголке и привалиться спиной к стене, как он и отрубился. Сколько длился сон — неизвестно, наверное, долго, потому что, когда Канделарио Веландо в страхе встрепенулся, на улице уже было тихо, исчезли мальчишки со своими волчками, в домиках погасили огни и затворили двери. Даже собаки перестали носиться по мостовой и лаять. Полицейский в ошеломлении поднялся и, прячась в тени, подошел к дому сеньоры. И услышал голоса. Он прижался ухом к окну. Внутри, казалось, спорили. Постовой не мог разобрать ни слова, однако определенно там были женщина и мужчина, и они ссорились. Канделарио метнулся к другому окну, оттуда ему стало лучше слышно. В ход шла отборная ругань, но ударов не было — пока не было. Только долгие паузы, а потом снова голоса, на этот раз не такие резкие. А она уступает, догадался полицейский. К ней пришел ночной гость, причем с явным намерением переспать. Канделарио Веландо сразу понял, что это не сеньор Фелисито Янаке. Так, значит, у сеньоры есть еще один любовник? В доме наконец наступила полная тишина.
Канделарио вернулся на угол, где он спал. Снова присел, закурил и принялся ждать, опершись спиной о стену. На этот раз он не отвлекался и не клевал носом. Он был уверен, что ночной гость может появиться в любой момент. И действительно, спустя довольно долгое время мужчина возник на пороге. Его выдавали его же меры предосторожности: он чуть приоткрыл дверь, высунул голову, посмотрел направо и налево. Уверившись, что никто его не видит, неизвестный пошел прочь. Канделарио видел его в полный рост и с полной уверенностью мог утверждать, что, судя по силуэту и движениям, это никак не может быть низкорослый старичок из «Транспортес Нариуала». Это был молодой человек. Лица полицейский не разглядел — было слишком темно. Увидев, что неизвестный направился к Подвесному мосту, постовой последовал за ним. Он двигался осторожно, стараясь не попадаться на глаза, но и не теряя преследуемого из виду. На Подвесном мосту ему пришлось чуть приблизиться, поскольку неизвестный мог затеряться среди ночных гуляк. На Пласа-де-Армас тот вошел в бар при отеле «Порталес». Полицейский немного выждал и тоже вошел. Мужчина торчал у стойки — молодой, белый, уверенный в себе, с коком под Элвиса Пресли, — перед ним стояла тарелка с жарким, в руках он вертел рюмку тростниковой водки. И тогда Канделарио Веландо его узнал. Он видел этого молодого человека в комиссариате на проспекте Санчеса Серро, когда тот приходил для дачи показаний.
— Это точно был он, Канделарио? — с сомнением спросил Литума.
— Это был Мигель, точнее не бывает, — резко бросил капитан Сильва, снова поднося чашечку ко рту. Он казался удрученным оттого, что приходится произносить такие слова. — Да, сеньор Янаке. Мне очень жаль. Но это был Мигель.
— Мой сын Мигель? — быстро повторил коммерсант, часто моргая, потрясая коротенькой ручкой; он за секунду побледнел. — В полночь? Из дома Мабель?
— Ссора была нешуточная, мой сержант, — пояснял Литуме постовой Канделарио Веландо. — Они страшно бранились, только и слышно было, что «шлюха», «сукин сын» и похлеще того. А потом надолго наступила тишина. И я подумал: вот они помирились и пошли в койку. Чем все могло кончиться, если не трахом? Но этого я не слышал и не видел. Это лишь предположение.
— Лучше бы ты мне таких вещей не рассказывал, — попросила Аделаида, от неловкости опуская взгляд. Ресницы у нее были длинные и шелковистые. Святоша расстроилась. Она ласково похлопала коммерсанта по коленке. — Разве что тебе полегчает, когда ты мне перескажешь. Как пожелаешь, Фелисито. Пусть будет по-твоему. Я все-таки твоя подруга,
