— Серьезно? Это последнее, что я бы о вас подумал.
— Это потому, что вы не слышали, как я играю, — смеясь, объяснила Элена. — Играю я как мужчина. Во всех остальных аспектах жизни, вы правы, я нисколько не мужчина. Но ему было легче от этой мысли.
— Это он говорил вам прямо в лицо?
— Для этого ему не хватает смелости, но мне передавали его комментарии. А поскольку он не только мачист, но еще и гомофоб, мысль о том, что в его оркестре есть лесбиянка, да еще на ответственном месте, злила его еще больше.
— Должен признаться, что от сеньора Льедо, о котором я слышал, но с которым не имел удовольствия быть знакомым, мне не передалось, как принято выражаться, положительных вибраций.
— Он осторожен, — продолжала Элена. — Я получила место первого тромбона, и он, поскольку был в оркестре человеком новым, а кроме того, улаживал какие-то детали своего контракта, на первых порах помалкивал. Но когда Льедо утвердился на своем месте, в особенности после того, как Пятая Малера была высоко оценена прессой — она действительно была очень хороша, мне нетрудно это признать, — он решил со мной бороться.
— Попытался расстаться с вами?
— Это было сложнее. Первый год — так и говорится в моем контракте — это испытательный срок. Если бы Льедо захотел выгнать меня в этот период, ему бы это легко удалось, потому что по закону для этого нужно было всего-навсего заручиться двумя отрицательными отзывами в письменном виде. Но поскольку тогда он чувствовал себя в оркестре еще неуверенно, он не стал ничего делать и упустил такую возможность. А вот после окончания испытательного срока уже весь оркестр должен был проголосовать, оставить меня на месте тромбона-солиста или нет. Музыканты проголосовали за меня. Льедо решил пойти наперекор этому решению и понизил меня до второго тромбона. После этого…
Тромбонистка прервала рассказ, потому что увидела Андреа Рескальо, жениха Ане, заходившего в кафе купить сигарет. На плече у него висел его громоздкий инструмент, глаза покраснели от слез. Заметив Элену и Пердомо, он направился к ним.
— Мы все потрясены, Андреа, — сказала Элена. — Можем ли мы сделать что-нибудь для тебя?
— Спасибо, — ответил итальянец. — Есть люди, которым хуже, чем мне. Я сейчас отправлюсь к родителям Ане. Хочу быть с ними в эти страшные дни.
— Разве они не приедут?
— Приедут, завтра. Но я хочу сейчас поехать к ним в Виторию. Меня отвезет приятель.
Виолончелист прошел к бару за сигаретами, а полицейский и тромбонистка остались сидеть в молчании. Его прервал голос, то ли детский, то ли юношеский:
— Папа, когда мы поедем?
— Сейчас, — ответил Пердомо, вытаскивая из кармана мобильник и протягивая сыну. — Возьми, сыграй пока в «тетрис».
— Можно я позвоню своему другу Начо? — спросил мальчик.
— Сегодня делай что хочешь, — ответил отец.
Грегорио вышел на улицу, чтобы поговорить с приятелем без помех, а Элена посмотрела ему вслед с нежностью:
— Бедняжка. Мне было так его жалко, когда он расплакался в артистической!
— Он потерял мать полтора года назад.
Элена Кальдерон опустила взгляд, ей стало неловко, что она случайно затронула больную тему.
— Простите, я не знала.
— Не беспокойтесь. Он сильный мальчик и преодолеет это. Мы оба преодолеем.
Элена Кальдерон беспокойно взглянула на часы.
— Уже поздно. У меня здесь машина. Хотите, я отвезу вас куда скажете.
— Спасибо, но мы тоже приехали на машине. Мы сейчас пойдем, но сначала доскажите мне историю про Льедо.
— Не помню, на чем мы остановились.
— Он вас понизил до второго тромбона.
— Ах да. Я предложила ему продлить мой испытательный срок еще на год, чтобы у него была возможность выгнать меня, если его не будет устраивать моя игра.
— Он согласился?
— Неохотно. Он не понизил меня официально, но все это время редко позволял мне солировать. И что интересно, он не делал мне никаких замечаний. В начале этого года, моего третьего года в оркестре, я предложила ему договор. Чтобы я играла партию второго тромбона, когда дирижирует он, но была бы первым тромбоном при приглашенных дирижерах. Он хитро усмехнулся и сказал: «Знаешь, в чем проблема, Элена? В том, что только мужчина может быть тромбоном-солистом». И официально понизил меня до второго тромбона.