На аэродром Малоярославец мы садились уже на лыжах. Наша передовая команда была уже там и встречала нас, показывая, куда подрулить после посадки. Я только приземлился, самолет на пробеге, смотрю – навстречу на большой скорости рулит самолет, и летчик из кабины что-то показывает рукой на лес и кричит. Трудно было разобраться, что случилось, в такой обстановке, и только потом я узнал, в чем дело. А было вот что. Первым приземлился командир полка подполковник А.Н. Воротников и, подруливая к лесу, увидел два немецких самолета с крестами. Решил, что мы по ошибке сели к немцам, и пытался принять какие мог меры, чтобы предупредить остальных. Но тревога оказалась напрасной. Эти самолеты были неисправными, и немцы, убегая, просто не успели их поджечь.
Немцы действительно убегали по тревоге с аэродрома. На опушке леса за аэродромом еще слышна была перестрелка. Когда мы зашли в землянку, то увидели следующую картину: печка еще теплая, на стенках печки углем нарисованы голые женщины в различных позах, на полу землянки множество пустых бутылок различных фасонов. В землянку мы зашли погреться, главное, подсушить меховые маски. Самолеты наши заправлялись бензином при работавших моторах, потому что из-за глубокого снега автостартеры не смогли бы быстро подъехать и запустить моторы. Поэтому тем, кому предстоял немедленный вылет, выключать моторы не разрешили.
Командир полка собрал нас, поставил задачу, определил порядок и очередность вылета. Первым вылетало наше звено: штурман полка Запорожец, командир эскадрильи И.Сидоров и я, командир звена, – ведомые. Погода стояла ясная, но морозная, наверное, градусов 30–35, видимость хорошая. Когда пересекали линию фронта, зенитка противника открыла сильный огонь, но через несколько минут зенитка стала бить все слабее, затем вообще перестала стрелять.
Наша задача заключалась в том, чтобы в районе Сухиничи разыскать конницу генерала Белова и прикрыть ее с воздуха от авиации противника. До этого еще никто из нас не видел немецких самолетов в воздухе, в этом вылете нам предстояло получить боевое крещение в воздухе; морально мы к этому были подготовлены, а как оно пройдет практически – покажет будущее. Летели-летели с незначительными поворотами влево и вправо по курсу, и тут я стал замечать, что на максимальном режиме работы мотора мы с Сидоровым отстаем от своего ведущего. В чем дело, непонятно. Мы уже на столько отстали, что ведущего видим далеко впереди, как точку. Спросить или попросить уменьшить скорость нет возможности, радио не было. Через некоторое время Сидоров покачиванием самолета дает мне команду: «Пристроиться ко мне», что я выполнил безоговорочно.
Надо признаться, что я лично за ориентировкой не следил, где мы находимся, не знал. Я считал, что пусть старшие ориентируются. Вытаскивать полетную карту из сумки, а тогда сумки были очень громоздкими, где, кроме карты, еще находилось полотенце, мыло, зубная паста и щетка, и восстанавливать ориентировку было бесполезной затеей.
Внизу все бело, характерных ориентиров нет, даже наезженных дорог нет. Поэтому надежды на восстановление ориентировки почти нет. В таком состоянии оказался и мой новый ведущий Николай Сидоров, что выяснилось позже. Короче говоря, мы заблудились. Мой ведущий развернулся влево, взял курс 90 градусов, и я понял его решение – это для того, чтобы выйти на свою территорию. Так мы летели на восток вдвоем долго. В одном месте, в стороне, мне показался знакомый город – Калуга, об этом я сообщил своему ведущему эволюциями самолета, но получил ответ тем же способом: «Стоять в строю». Приказ начальника – закон для подчиненного, – гласит военный Устав. Нечего греха таить, если бы я был уверен в восстановлении ориентировки, увидел полностью знакомый город, то, без сомнения, лучше оказаться недисциплинированным и получить выговор, чем лететь неизвестно куда. В итоге я остался в строю.
Высота – шестьсот метров; бензин кончается, а я даже не знаю, вышли ли мы на свою территорию или нет. Внизу лесочки да перелески, лишь кое-где виднеется поляна. Что делать, как быть? В том, что придется садиться вынужденно, сомнений уже нет. И вот в уши врезается необыкновенная тишина. Тишина, которой я предпочел бы самый ураганный зенитный обстрел над линией фронта… но с работающим мотором! Самолет теряет высоту так быстро, что я едва-едва успел развернуться над первой попавшейся полянкой. Скользнул вниз… Спасибо лыжам – самолет цел и невредим.
